Архив - Историография еврейства, ориентированная на исследование ?жизненных миров? (Lebenswelt). Базельский пример - Комментарии
26.01.04
Х. Хауманн:
Дорогая г-жа Хмелевская, дорогой Игорь, дорогие коллеги,
как обещано, посылаю Вам несколько заключительных замечаний к дискуссии о концепции жизненного мира.
Вопрос о взаимосвязи актера и системы, поставленный Александром Фокиным, заслуживает, конечно, особого интереса. Я постоянно подчеркивал, что системы воздействуют на жизненные миры актеров (Хабермас пользуется термином ?актор?). Мне кажется как раз преимуществом этой концепции возможность анализировать системы и структуры через изучение жизненных миров. При этом я убежден, что и действия человека оказывают обратное влияние на структуры и системы. Само собой разумеется, это происходит, как правило, чрез группы, т.к. актер не изолирован. Поэтому я указываю на переплетение жизненных миров.
Для меня осталось не вполне ясным, почему субъективность историка должна препятствовать критической рефлексии. Понятие класса я понимаю так, как оно используется, начиная с Карла Маркса, Макса Вебера и вплоть до таких социальных историков как Юрген Кокка или Ганс-Ульрих Велер (а также и французской историографией). Дискуссия об этом может составить самостоятельную тему. Исследование жизненного мира может превратиться в биографию. Однако часто мы можем реконструировать лишь фрагменты жизненного мира, так что в лучшем случае отдельный биографический отрезок приобретает отчетливые формы.
Упоминавшаяся работа называется: Auf den Spuren eines Unbekannten. Ein Historiker rekonstruiert ein ganz gewöhnliches Leben. Campus Verlag: Frankfurt a. M./New York 1999 (Le monde retrouvé de Louis-François Pinagot. Flammarion: Paris 1998).
К размышлениям Ольги Никоновой, по моему убеждению, также следует отнестись очень серьезно. Мы должны практической работой показать, как мы обращаемся с этим. Конечно, ?опыт? ? это часть жизненного мира, но только часть; анализ этим не ограничивается. Через взаимосвязи жизненных миров и их связи со структурными элементами, по-моему, возможны систематизация, типологизация и обобщения. В отношении прочих вопросов, я не думаю, что источники редко позволяют исследование жизненных миров. Во всяком случае, я часто сталкиваюсь с такими возможностями. Решающим моментом мне представляется, как я уже отмечал в прошлом письме, исходить из человека и из этой перспективы читать источники.
В целом, я очень признателен за все замечания, которые служат дальнейшему развитию и перепроверке концепции. Надуюсь, мы будем еще находить возможности продолжить эту дискуссию. Быть может, мы воспользуемся для этого конкретной исследовательской работой.
С добрыми пожеланиями и сердечным приветом,
Хайко Хауманн
|
Дорогой Хайко,
Сегодня мы заседали по поводу твоего последнего комментария к дискуссии о жизненном мире. Участники сошлись во мнении, что концепция жизненного мира полезна, и прежде всего для тех историков, которые выбирают культурно-исторический подход, но хотели бы избежать произвольных, аисторических, сугубо культуралистических толкований.
На семинаре вновь обсуждались границы этого подхода. Многие участники выразили убеждение, что концепция жизненного мира требует больших затрат со стороны исследователя. Это легко может привести к превращению подхода в модное словцо.
Новый участник нашего семинара, недавно вернувшийся из московской аспирантуры Сергей Баканов полагает, что используемые в твоем тексте в качестве синонимов ?актор? и ?актер? принадлежит разным методологиям: ?актор? подразумевает функцию, ?актер? ? роль.
От имени челябинских участников я сердечно благодарю за интересный текст и захватывающую дискусси.
Комментарии и вопросы Ольги Никоновой и Александра Фокина прилагаются.
С сердечным приветом,
Игорь Нарский
|
Глубокоуважаемый г-н Хауман,
у меня по-прежнему вызывает сомнение Ваш исходный тезис о человеке как актере, а именно способность человека взаимодействовать c системами. Оспаривать влияние систем на человека не имеет смысла. А вот влияние человека на системы, на мой взгляд, довольно условно. Конечно, интересы людей могут влиять на них, но не прямо, а опосредованно, через различные группы. И тут можно говорить не об интересах личности, а об усредненных интересах этой группы. Вы же говорите об отдельных людях и их ?Lebenswelt?. И тут встает вопрос, насколько один ?маленький человек? может повлиять на системы. Ведь если он не влияет на системы, значит это не взаимовлияние, а, следовательно, человек не является актером.
Следующий мой вопрос касается вопроса о субъективности историка. Насколько вообще возможна критическая саморефлексия историка?
Позвольте задать ряд уточняющих вопросов: что вы подразумеваете под термином классы, говоря о включении их в концепт? В нашей науке сложилось определение классов исходя из марксизма; возможно, Вы подразумеваете нечто другое?
Можно попросить Вас дать ссылку на работы Корбена или кратко охарактеризовать их?
И последний вопрос: чем отличается хорошая биография от использования конструкта ?Lebenswelt??
С сердечным приветом,
А.Фокин.
|
Виртуальный семинар Челябинск-Базель
Встреча в Базеле 30.10.2003. 16-18 ч.
Дэвид Фрей, Николь Мореллини, Кармен Шайде.
Обсуждение текста Хайко Хаумана ?Историография еврейства, ориентированная на исследование ?жизненных миров? (Lebenswelt). Базельский пример?
При обсуждении текста речь в меньшей степени шла о представлении и развитии изучения еврейства в Базеле, в большей ? о методико-теоретическом основании ?жизненного мира?. При этом в центре обсуждения находилось три вопроса, которые приведены ниже. Принципиально ?жизненный мир? признан интересной моделью, так как исходит из индивидуума.
1. Как концепт ?жизненного мира? может быть применен к собственным исследованиям участников, как возможное его преобразование.
Дэвид Фрей описал свою работу о Давидоффе и свои прежние архивные изыскания, чтобы на их основе обсудить, как могло бы выглядеть применение концепта ?жизненного мира?. Например, существует портрет Давидоффа, созданный писателем-современником. В тексте Давидофф назван видным деятелем своего времени, неповторимым в области сигаретной торговли. В рамках каких ?структур? написан текст (традиция литературного портрета, дискурс о значительности, маскулинности и т.д.)? Какое изображение там проецировалось Давидоффым, имеются ли соответствия с другими проекциями и концептами идентичности Давидоффа? Давидофф происходит с Украины, и в 1906 эмигрировал в Женеву. Почему он прибыл именно в Швейцарию, можно ли обнаружить причины этого? В качестве изучаемых структур выступают, например, антисемитизм в России, миграционные движения, коммунизм в Швейцарии, а также история семьи Давидофф.
2. Если при рассмотрении ?жизненного мира? мы исследуем отношения индивидуума и структур, как тогда возможно выявить точки пересечения?
Первоначально необходимо собрать как можно больше материала и затем оценить его с учетом настоящего исторического контекста. В дальнейшем часто помогает сравнение: вели ли себя индивиды схоже или абсолютно по-другому. Индивидуум определяется через свое имя, свою биографию, но может все же проявлять типичные черты определенной группы.
3. Насколько мы можем понять индивидуума, но где при этом границы наших возможностей?
Если в концепте ?жизненного мира? речь идет о понимании индивидуума, возникает вопрос, в какой мере мы можем поставить себя на его место. Историк становится психологом? Этот вопрос был поставлен в качестве провокации, но указывает на проблему: не уходить в спекулирование, а на основе наличествующих материалов сформулировать высказывание об индивидууме, его мыслях, чувствах и действиях. В какой мере мы можем реконструировать ?жизненный мир?, если мы можем оценивать только некоторые (эго)свидетельства?
Далее мы должны оценить, насколько индивид перенимает культурные штампы или действует сознательно. Можно ли при жизни в диктатуре вообще исходить из индивидуума с самостоятельной идентичностью. Мы пришли к предварительному результату, что и в условиях диктатуры по меньшей мере в различных областях существует различные возможности действия, которые были решены индивидуально. Кроме того, возник вопрос, кто накладывает отпечаток на структуры и не причастны ли к этому люди. За концепт индивидуума говорит также то, что люди значительно отличаются друг от друга. |
Дорогой Хайко,
Еще в августе, переводя твой текст, я интенсивно размышлял над твоим интересным докладом. Затем я внимательно следил за реакциями на него в Челябинске и Базеле и участвовал в вызванных им челябинских дискуссиях. Сегодня я хотел бы поделиться несколькими (заключительными) наблюдениями об этом.
Наибольшее методическое преимущество конструкции ?жизненный мир? видится мне в предостережении против произвольного вмешательства исследователя в субъективную действительность актеров и против поспешных интерпретаций из культурной перспективы историка того, что происходило в головах других людей. Это предостережение относится и к тем западноевропейским и (особенно) американским историкам, которые рассматривают русскую историю сквозь ?очки? собственной культуры. В интенсивной рефлексии историка о том, чем он занимается, и в более эффективном контроле над исследовательскими процедурами заключается, по-моему, пафос этого подхода.
Не менее важным кажется мне четко показать границы возможностей ?жизненного мира? как исследовательского метода. Многие вопросы и замечания к твоему тексту явно или подспудно содержат завышенные ожидания некоей универсальной интерпретационной и исследовательской матрицы. Прежде всего, эти ожидания следует ограничить: как показывает пример Юргена Хаермаса, переоценка возможностей изучения жизненного мира ведет к созданию еще одной метаистории. Кроме того, не стоит упускать из виду, что не каждый источник позволяет реконструировать жизненный мир. К этому прибавляется сложность исследовательской процедуры. Жизненный мир как инструмент исследования не облегчает работу историка. Скорее наоборот. Во всяком случае, этот подход позволяет воспроизводить сходную постановку вопросов, но не результатов исследования. Чрезмерная эксплуатация этого подхода может с легкостью вызвать инфляцию метода и понятия, как это происходит, например, с ?дискурсом?. |
Хайко Хауманн: ответы на вопросы и комментарии к дискуссии о ?жизненных мирах?
Дорогой Игорь, дорогая г-жа Хмелевская, дорогие коллеги,
я очень рад дискуссии о концепте жизненного мира и признателен за все замечания и вопросы. Я надеюсь на Ваше понимание по поводу того, что отвечаю лишь сейчас и по-немецки, но в настоящий момент я, находясь в Вене, испытываю большой цейтнот в связи с работой над своим исследовательским проектом. Поэтому я постараюсь отвечать, насколько это возможно, обобщая и относительно коротко. Конечно, я буду очень рад, если после этого дискуссия сможет продолжиться.
Прежде всего, я хотел бы подчеркнуть, что концепция в том виде, как я ее понимаю, мыслится совершенно открытой и естественно нуждается в дальнейшем развитии. Она не должна превращаться в универсальную объяснительную матрицу или вести к новой метаистории. Напротив, в ее основе лежит представление о том, что история протекает гетерогенно и многослойно, и историки в состоянии познать лишь ее фрагменты.
Решающим для меня является исходное положение: человек как исторический актер. Исходя из него, из его перспективы, должно развиваться исследование. Реконструкция жизненных миров во взаимодействии индивидами и структурами может при этом привлекать и другие подходы. Близка, например, концепция ?хабитуса? Бурдье или ?фигурации? Норберта Элиаса. В этой связи может быть перепроверено и отношение к неокантианству. Я хотел бы подчеркнуть, что эта концепция, как я ее вижу, не стоит особняком, а возникла в более тесной связи с историей повседневности и исторической антропологией.
С самого начала в нее интегрированы такие категории, как гендер или класс. Точно так же само собой разумеется, что исследование жизненного мира нуждается в междисциплинарных методах. Поскольку историк компетентен не во всех областях (например, в психологии), в известных случаях желательно сотрудничество со специалистами других дисциплин. Если тематизируются структурные элементы жизненного мира, можно, конечно же, обратиться к имеющимся социально-историческим исследованиям. Ясно, что при этом должны учитываться те или иные обстоятельства исторической эпохи.
Не всякий источниковый комплекс позволяет непосредственно реконструировать жизненный мир человека. Корбен наглядно показал, как много можно сказать о нем, даже если личность в источнике едва уловима. Однако расход исследовательских сил при этом невероятно велик, а отдача при этом, конечно, не всегда соответствует вкладу. Концепция должна, конечно же, быть адаптирована в интересах конкретного исследования, если отказаться от ее догматического понимания. Я думаю, однако, сами размышления об этом подходе и его исходных пунктах полезны для понимания того, как может быть организовано исследование.
Это относится и к исследованию более ранней истории. Для раннего Нового времени, а отчасти и для средневековья имеются эго-документы/личные свидетельства, которые позволяют говорить об актере - в том числе о ?маленьком человеке?. Но во многих случаях это невозможно. И все же: сама рефлексия с целью ощутить перспективу актера может иметь своим следствием новый взгляд на источники.
Историк может, по-моему, исследовать жизненные миры и тех людей, которые принадлежат другой нации (а также фикциональных персон). Здесь нет принципиального отличия от изучения, например, жизненного мира в обществе раннего Нового времени. На основе изучения источников и учета контекста мы должны быть в состоянии переместиться в ?чужие? миры. Конечно, при этом всегда есть опасность, что историк вносит в свою интерпретация и реконструкцию собственные предрассудки и убеждения. Но она есть при использовании любого метода и любого подхода. Критическая саморефлексия (которую особенно настоятельно требует коммуникативный характер концепции жизненного мира) и строгое использование научно-исторического инструментария должны снизить эту опасность.
По поводу специальных вопросов об Институте изучения еврейства: конечно, в нем есть исследования и с другими подходами. Но преобладают концепции истории повседневности и исторической антропологии - наряду с концепцией жизненного мира или с ее использованием. Сходные подходы в Германии использует Институт еврейской истории и культуры Симона Дубнова в Лейпциге, а также отдельные исследователи. Работ о ?великих людях? с выраженным использованием концепции жизненного мира я не знаю, но хорошие биографии позволяют рассмотрение личности в ее конкретном мире. В принципе я думаю, что концепция жизненного мира дает новый взгляд именно на ?маленьких людей?.
По вопросу об образах врага я могу отметить, что их можно рассматривать в связи с мемориальной политикой и обращением с воспоминаниями и историей. Во всяком случае, было бы интересно сопоставить индивидуальные конструкции с общественными интерпретационными образцами. По этому поводу мы могли бы отдельно обменяться мнениями. Также я готов предоставить в Ваше распоряжение свои прежние работы о жизни в еврейском штетле, если это Вам поможет. Это было бы для меня проще, чем сейчас подробно излагать свою позицию.
Я надеюсь, что как минимум коснулся всех замечаний. Буду рад дальнейшим вопросам и продолжению дискуссии.
С сердечным приветом,
Хайко Хауманн |
Мне
кажется, что концепт ?жизненного мира?, наряду с концептами ?опыта? и
?дискурса?, является достаточно значимой попыткой историков при перенесении
основной тяжести анализа на актера выявить в нем трудно разделимые
индивидуальные и структурные напластования. В ходе обсуждений, состоявшихся в
рамках творческой группы Челябинска, дискуссионными представляются следующие
моменты:
- Проблема
источников. Мне кажется логичным, что при применении данной методологии в
центре внимания оказываются именно два последних столетия, изобилующие
эго-свидетельствами. Без сомнения, узость источниковой базы более ранних
периодов затруднит изучение коммуникативных практик ?маленького человека?.
- Закономерным
представляется использование концепта ?жизненного мира? при анализе еврейства,
так как в рамках именно этой этнической общности для отдельного индивида
структуры часто совпадают с понятием ?чужого?, что упрощает их выявление.
Одновременно применение данной методологии к проблеме еврейства открывает новые
исследовательские перспективы, так как позволяет перейти от описания ?штетла?
извне к переживанию его ?изнутри?.
- Особого
рассмотрения требует вопрос, также затронутый в дискуссии, насколько
представитель одного этноса способен выявить ?жизненный мир? другого.
|
Глубокоуважаемый г-н Хауманн,
большая часть Вашего проекта посвящена методологическим основам исследования ?жизненных миров?. В центре данного подхода к изучению истории находится ?человек с его отношениями? - символические порядки, в том числе коды, шифры, позиции, нормы и ценности, определяющие поведение человека, способы обработки восприятия и опыта и пр. (с. 5). При этом Вами подчеркивается, что ?жизненный мир? акторов находится в том или ином историческом контексте. Хотелось бы поподробнее узнать об этом историческом контексте (экономические отношения, общественно-культурные, гендерные и социальные различия, организация господства, распределения власти) жизни евреев и евреек в штетле.
Этот вопрос хотелось бы поставить и в теоретическом плане. Какое значение имеет характеристика систем (материальных, символических, ментальных, эмоциональных) для анализа коммуникаций: имеет ли выявление особенностей систем вспомогательное значение (вначале изучается внутренняя сеть коммуникаций, а затем ее взаимоотношение с внешним миром) или должно выступать в качестве предварительного этапа, своеобразной подготовки, к изучению ?жизненного мира? акторов, что позволяет априорно составить определенное представление о том, с какими проявлениями внешнего мира мог сталкиваться индивид и тем самым определить, в каком контексте ему приходилось жить и действовать? |
Вопросы А. Фокина профессору Хауманну.
1. При анализе источников и реконструкции ?lebenswelt? применялся ли вами гендерный подход и методы психологии? Если да то, какие. Если нет то, почему и не считаете ли вы, что это существенно ограничивает различия ?lebenswelt?.
2. Как на ваш взгляд можно проследить или провести аналогии между исследованием ?lebensvelt? и методологией неокантиаства и в частности Лаппо-Данилевского.
3. Как Вы прослеживаете культурные взаимосвязи на основе источников, которые зачастую отоброжают отдельные статичные отрезки времяни, и их влияние на трансформацию ?lebenswelt?. И возможно ли реконструкция при существенно меньшей источниковой базе, например на материялах средневековья.
4. Как Вы оцениаете степень достоверности воссоздания ?lebenswelt?, насколько ?lebenswelt? плод вашего разума?
5. Как вы утверждаете метод ?lebenswelt? универсален, можно ли его применить к литературным героям, например к ирландскому еврею Л. Блуму?
6. Можно ли воссоздать ?lebenswelt? на основании ограниченного круга источников, допустим источник один? Естественно, что в новое и новейшее время объем источников довольно большой, но как быть историкам средневековья?
7. Не считаете ли вы, что лучше обкатать методологию ?lebenswelt? на крупных исторических персонажах, о коих остались многочисленные источники, что позволяет лучше воссоздать?lebenswelt? , а уж потом переходить к ?маленьким людям??
8. Существует исследование посвященное ?lebenswelt? крупного исторического деятеля? |
1). Как было указано в Вашем научном проекте, одной из важнейших составляющих процесса изучения индивидуальных ?жизненных миров? является максимальное приближение к участникам коммуникации и диалог с ними. Какова, на Ваш взгляд, вероятность того, что результатом исследования историка станет не реконструкция ?жизненного мира? актора на основе анализа первоисточников, а замещение ее саморефрексией историка, возникающей из предположений и догадок на основе текста?
2). Согласно теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса и Вашим положениям, с течением времени соотношение ?жизненного мира? (субъективной реальности индивида) и ?системных механизмов? (внешних факторов по отношению к личности) было различным и постоянно менялось. На Ваш взгляд, представляется ли возможным выделить на этой основе определенную историческую периодизацию? |
Вопросы Романова А. П.
1. Идея использования термина ?Жизненный мир?, который понимается не только как индивидуальный ?непосредственный? жизненный опыт индивида, но и в контексте его многообразных культурных социальных и экономических связей представляется весьма интересной. Однако в связи с этим возникает вопрос: почему бы не использовать для теоретического обоснования этого термина французскую традицию восходящую к Пьеру Бурдье (Pierre Bourdieu)? Предпочтение отданное теоретику Хабермасу перед теоретизирующим практиком Бурдье, как мне кажется, нуждается в дополнительном пояснении. К тому же такие концепты как ?габитус? и ?поле? могли бы помочь демаркировать границы жизненного мира в пространстве социальных коммуникаций.
2. Второй мой вопрос связан с неким чувством трепета и недоумения перед столь всеобъемлющим определением сферы ?жизненного мира?, которое я испытываю. Возможность обертывания этого термина в столь значительное количество теоретических упаковок, свидетельствует о его явной проблематичности, также как и создает ощущение избыточности аргументации при обосновании, лишь подчеркивает проблематичность определения ?жизненный мир?. Возникает также и проблема неохватности источниковой базы, для одного исследователя, что создает угрозу изучения ?жизненного мира? исключительно как репрезентации опыта жизнедеятельности. В связи с этими сомнениями и хотелось бы услышать Ваше мнение. |
1. Вы говорите, что Институт исследований еврейства в Базельском университете и Исторический семинар Базельского университета опираются в теоретико-методологическом плане на изучение ?жизненных миров?. Существуют ли иные методологические наработки, подходы?
2. Действуют ли в немецкоязычном регионе другие крупные научные структуры (вроде Института исследований еврейства в Базеле), ориентированные на исследование ?жизненных миров?? |
Глубокоуважаемый г-н Хауман,
тематика Вашего проекта перекликается со сферой моих научно-исследовательских интересов. Она касается изучения образа врага в представлениях ?маленького человека? и хронологически охватывает период с конца 1930-х гг. и годы Великой Отечественной войны. Таким образом, интерес представляет не только механизм конструирования и трансляции образа врага в сознании советских граждан, но и его трансформация. В связи с этим, меня интересует Ваше видение теоретической модели реконструкции образа врага и результаты Вашего исследования образа ?чужого? глазами евреев. |
|
Добро пожаловать!
