Архив

Агитация к танцу, агитация танцем

22.10.2010, 20:52

Игорь Нарский

Агитация к танцу, агитация танцем:
Холодная война и советская хореографическая самодеятельность
(исследовательский проект)

Summary
Проект посвящен советской художественной самодеятельности как культурной практике в контексте Холодной войны. Во-первых, любительская хореография рассматривается как важный государственно санкционированный коммуникативный инструмент и институт социализации, групповой и индивидуальной реализации, создания и обладания символическим капиталом престижа. Во-вторых, она интерпретируется в качестве инструментализированного государством удобного и эффективного орудия политической индоктринации, социального вовлечения, формирования советской идентичности, в том числе конструирования образов своего и чужого, тиражирования этического и эстетического канонов, представлений о ?правильной? телесности, мужественности и женственности, социально приемлемых эмоций. В-третьих, в эпоху Холодной войны самодеятельное танцевальное творчество отражало и одновременно создавало и приспосабливало к новым условиям образы и культурные образцы враждебного, переформатировала представления о ?подлинно народной? советской эстетике, идеологически и эстетически неприемлемых репрезентациях (в том числе хореографических) ?буржуазного? Запада. Тем самым, исследование советской хореографической художественной самодеятельности в сопоставлении с аналогичными явлениями в других странах может способствовать более объемной репрезентации и лучшему пониманию Холодной войны как культурного феномена.
Вопреки важности темы, исследование сценического самодеятельного и профессионального ?народного? танца в СССР пребывает в зачаточной стадии. В связи с очевидными дефицитами историографической ситуации в отношении заявленной темы целесообразно обратиться к нескольким проблемно-тематическим группам исследований, имеющих, прямо или, чаще, косвенно, отношение к теме данного проекта. К ним относятся общая литература о Холодной войне и ее культуре, исследования советской повседневности и культуры, а также немногочисленные работы о самодеятельном танцевальном искусстве в СССР. Наличная исследовательская литература из-под пера профессиональных теоретиков и практиков хореографии, а также историков танца позволит поместить советский феномен в международный контекст европейских, азиатских и (латино)американских аналогов, испытывавших влияние советской танцевальной самодеятельности и, в свою очередь, оказывавших на нее влияние.
Географически тематика проекта будет ограничена двумя уровнями: столичным (Москва) и провинциальным (Челябинская область). Анализ центральных событий, фигур, институтов и документов не нуждается в пространном обосновании: централистская структура принятия властных решений в СССР отразилась на рождении и развитии советской художественной самодеятельности. Провинциальный уровень истории сценической любительской хореографии предполагается представить на примере Челябинской области, одной из самых заметных в истории советской художественной самодеятельности. Хронологические рамки исследования охватывают период с 1930-х по рубеж 1980-х ? 1990-х гг.
В качестве источников, на которых будет основываться исследовательский проект, предполагается привлечь опубликованные и неопубликованные директивные документы партии, правительства, отдельных министерств, руководства профсоюзов, рекомендации центров народного творчества и научно-методических центров в Москве и Челябинске; учебники и учебные пособия хореографического профиля, подготовленные ведущими хореографами СССР; методическую и прикладную литература в помощь руководителям художественной самодеятельности; общую и профильную центральную и челябинскую периодическая печать, содержащую программные статьи авторитетных деятелей профессиональной и любительской сцены, обзоры и отчеты о хореографических форумах и концертах, отдельных хореографических коллективах; письменные эго-документы (мемуары и переписка) и интервью хореографов, экспериментировавших или постоянно работавших на любительской сцене; документальную и художественную кинопродукцию, специально посвященную художественной самодеятельности или включающие сюжеты о ней. Поиск источников будет проводиться в ГАРФ, РГАЛИ, ОГАЧО, архивах и библиотеках Государственного Российского и Челябинского областного дома народного творчества, Всероссийского научно-методического центра им. Н Крупской, Государственного центрального театрального музея им. Ю. Бахрушина, в Российской центральной театральной библиотеке. Начата серия интервью с бывшими руководителями и участниками художественной танцевальной самодеятельности.
В качестве методического инструментария в исследовании предполагается использовать институциональный подход, концепты ?фальшлора? и ?спущенного культурного достояния?, подходы дискурсивной, гендерной, визуальной и эмоциональной истории.

Описание
Постановка вопросов
История советской художественной самодеятельности в целом и ее хореографической отрасли в особенности принадлежит к разряду тем, на первый взгляд, самых маргинальных по важности для понимания советского прошлого. Не удивительно, что она является и наименее востребованной и исследованной в международном историографическом цехе. Между тем, хореографическая самодеятельность в СССР при определенной постановке вопросов может оказаться весьма красноречивым и пластичным объектом для изучения ряда актуальных тематических полей и спорных проблем советской истории 1930-х ? 1980-х гг. Во-первых, популярность самодеятельной хореографии, в которой в советское время участвовали десятки тысяч танцевальных групп и сотни тысяч (а в некоторые периоды ? свыше 1 млн.) человек, позволяет рассматривать этот феномен как важный государственно санкционированный коммуникативный инструмент и институт социализации, групповой и индивидуальной реализации, создания и обладания символическим капиталом престижа. Во-вторых, пристальное и пристрастное внимание и интенсивная, начиная с 1930-х гг., идеологическая, материальная и организационная поддержка художественной самодеятельности со стороны советского руководства свидетельствуют в пользу предположения, что самодеятельное, в том числе танцевальное, искусство рассматривалось в государственных сферах в качестве удобного и эффективного орудия идеологической обработки в духе формирования советской идентичности, конструирования и популяризации образов своего и чужого, тиражирования этического и эстетического канонов, представления о ?правильной? телесности, мужественности и женственности, социально приемлемых эмоций и пр. Не случайно самодеятельность находилась под пристальным контролем государства, прежде всего в вопросах формирования постановочных программ и концертной деятельности. В-третьих, наконец, ? по месту в перечне, но не по значению ? большая часть истории советской танцевальной самодеятельности пришлась на период Холодной войны. В современной историографии этот затяжной конфликт рассматривается как целостный транснационально сбалансированный феномен, стремившийся к вездесущности и проникновению во все сегменты общественной и частной жизни, вызывавший сходные (в том числе культурные) реакции по обе стороны ?железного занавеса?. Можно предположить, что Холодная война оказала (транснационально сопоставимое) влияние и на развитие танцевальной самодеятельности, которая отражала и одновременно создавала и приспосабливала к новым условиям образы и культурные образцы своего и враждебного, переформатировала представления о ?подлинно народной? советской эстетике, об идеологически и эстетически неприемлемых репрезентациях (в том числе хореографических) ?буржуазного? Запада. Тем самым, исследование советской хореографической художественной самодеятельности в сопоставлении с аналогичными явлениями в других странах может способствовать более объемной репрезентации и лучшему пониманию Холодной войны как культурного феномена. Исследование танцевальной самодеятельности как культурной практики в контексте Холодной войны и составляет содержание данного проекта.

Состояние исследования
Исследование сценического самодеятельного и профессионального ?народного? танца в СССР пребывает в зачаточной стадии. Симптоматично, что в мультиперспективном исследовании К. Шлегеля о ?многоликом? советском 1937 годе, не сводимом к Большому террору , отсутствует основание И. Моисеевым Государственного ансамбля народного танца СССР, ставшего на многие десятилетия витриной достижений советского народного искусства в стране и за рубежом. Столь же показательно, например, в современных исторических исследованиях о Москве как культурном пространстве отсутствие упоминаний о театрах хореографической специализации , а в работах об образах врага ? интереса к хореографии как одному из специфических средств конструирования образов чужого .
В связи с очевидными дефицитами историографической ситуации в отношении заявленной темы целесообразно обратиться к нескольким проблемно-тематическим группам исследований, имеющим прямое или, чаще, косвенное отношение к теме данного проекта. Они пунктирно представлены ниже (данные группы выделены в прилагаемой библиографии) в порядке постепенного приближения к интересующему меня предмету. Прежде всего следует выделить общую литературу по Холодной войне, которая позволяет в самом общем виде контекстуализировать условия, в которых формировалось и бытовало хореографическое самодеятельное творчество . Для современной историографии Холодной войны характерны следующие тенденции. Во-первых, по мере превращения Холодной войны в необратимое прошлое намечается все более заметная деидеологизация ее научных репрезентаций. Во-вторых, эпоха Холодной войны рассматривается как целостный период длинною более чем в 40 лет. В-третьих, этот затяжной глобальный конфликт рассматривается как тотальный ? охватывающий политику, экономику, социальную сферу и культуру. Наконец, все более решительно подчеркиваются совпадения в реакциях и тенденциях развития по обе стороны ?железного занавеса?. Актуальный итог исследований Холодной войны, весьма ценный для данного проекта и стимулирующий его реализацию, сводится к следующему: ?Об эпохе Холодной войны можно? рассказать только как о глобальной, многолинейной и политически, культурно, социально-экономически сложно переплетенной истории, в которой одновременно обнаруживаются различный исторический опыт и политические воззрения? .
Следующую группу исследований образуют исторические работы о ?культуре Холодной войны? , хотя правомерность универсального использования этого термина подвергается сомнению . Большинство исследований этой тематики исходят из глубокого проникновения биполярного мирового порядка внутрь участвующих в нем обществ, отразившегося в дискурсах и символах, средствах коммуникации и репрезентациях, мировоззрениях и эмоциональных режимах, представлениях о порядке и повседневных практиках. Излюбленными объектами культурной истории Холодной войны являются СМИ, игровой и документальный фильм. Преобладание ?оперного?, а не этнологического видения культуры и, отчасти вследствие этого, избирательность изучения культурной проблематики позволяет утверждать, что написание целостной культурной истории Холодной войны ? дело будущего. Хореографическая сфера культуры в данной группе исследовании почти не представлена, за исключением сюжетов о политической инструментализации скандальных ?детективных? историй бегства на Запад советских звезд балета (напр., Р. Нуреева). Тем не менее, эти исследования позволяют ориентироваться в культурной политике эпохи Холодной войны в международном масштабе, равно как и в интенсивности использования культуры как фактора противостояния участников глобального конфликта.
Танцевальная самодеятельность в СССР представляла собой важный сегмент досуга. Она структурировала жизнь сотен тысяч участников, занимала видное место в планировании ежедневного, еженедельного и годового цикла - от начала подготовки хореографической программы осенью до ее показа на ежегодных весенних районных, городских и областных смотрах, а также на регулярных республиканских и всесоюзных фестивалях и смотрах. Словом, самодеятельность была частью советской повседневности и может рассматриваться в рамках повседневной истории. Обширная исследовательская литература о советских буднях и праздниках представляется весьма полезной для контекстуализации танцевального самодеятельного творчества в антураже истории советской повседневности.
Самодеятельная хореография была не только сегментом повседневности, но и частью (огосударствленной) советской культуры. Как известно, не содержание текста определяет его форму, а напротив, форма изложения воздействует на оценку событий и опыта. Это наблюдение социологов знания может быть распространено и на вербальные и невербальные формы культурной репрезентации, включая различные отрасли и жанры искусства. В этой связи важную для данного проекта группу исследований составляют работы о советской культуре, прежде всего о соцреалистическом эстетическом и стилистическом каноне . Западные исследователи несколько десятилетий назад обнаружили наличие общего концептуального ядра у визуальных воплощений социалистического реализма и европейского академического искусства от Ренессанса до наших дней, ?состоящее из культа отредактированного прошлого, систематизированной эстетики, идей прогресса, иерархии, рациональности и жизнеподобия? . Это наблюдение чрезвычайно ценно не только для поиска культурного контекста советской танцевальной самодеятельности, но и для систематического сравнения хореографических репрезентаций актуального прошлого и настоящего по обе стороны ?железного занавеса?.
Малочисленную группу работ, имеющих, однако, самое прямое отношение к теме проекта, составляют книги и сборники статей о советской самодеятельной хореографии . Строго говоря, эти работы выступают одновременно и как исследования, и как источники, поскольку их авторы находились на руководящих или заметных позициях внутри системы советской самодеятельности, и содержание их трудов, позволяя проследить основные вехи в ее развитии, вместе с тем является ценным источником для изучения советского дискурса о танце и в танце ? в том числе типичных речевых и телесных формул, метафор и значений.
Совокупность выше названных групп исследований представляется достаточно надежной стартовой площадкой для успешной реализации заявленного проекта.

Собственные наработки
Ввиду сложившейся историографической ситуации вокруг проблематики предполагаемого проекта не приходится удивляться, что приступая к нему, я оказываюсь в незнакомой местности. Наряду с информационными и интерпретационными лакунами в историческом исследовании советской самодеятельной хореографии, которая в лучшем случае рассматривается как сегмент искусства и массового творчества, но не анализируется с точки зрения ее политических, воспитательных и социальных функций, дополнительные серьезные сложности в планируемой работе создает отсутствие у меня профессиональной специализации в области истории танца. Большинство из моих публикаций касается политической, социальной и культурной истории дореволюционной России, а также российской революции и Гражданской войны.
Вместе с тем, многолетний опыт исследования восприятия и поведения исторических акторов в целом и круг исследовательских интересов последних лет в особенности служат обнадеживающими основаниями для успеха задуманного проекта. Так, в последние годы я интенсивно занимался проблемами визуальной репрезентации и устной истории советской эпохи, в том числе и периода Холодной войны. На эту тему мною издано несколько работ . Навыки ?чтения? визуальных объектов будут полезны при анализе зрительных репрезентаций танцевальной самодеятельности в фотоизображениях, документальном и художественном кинематографе, а опыт интервьюирования понадобится при сборе устных свидетельств руководителей и участников самодеятельного хореографического творчества.
К настоящему времени мною проработан объемный массив исследовательской, мемуарной и, главным образом, прикладной литературы для руководителей самодеятельных хореографических коллективов (в том числе литературно-графических записей сюжетных и ?народных? танцев), отложившейся в домашней библиотеке моих родителей, который в 1930-е гг. начинали исполнительскую ?карьеру? в танцевальных студиях и любительских кружках, а после получения высшего хореографического образования с рубежа 1940-х ? 1950-х гг. по 1970-е гг. руководили самодеятельной хореографией в Северной группе войск (Польша), Сталино, Куйбышеве и Челябинске. Кроме того, мною проведены первые интервью с пятью бывшими участниками и руководителями танцевальных любительских коллективов.

Предполагаемые подходы и источники
Моя исходная позиция в подходе к заявленной теме опирается на два тезиса, на первый взгляд, противоречащие друг другу. Во-первых, глобальный и тотальный конфликт эпохи Холодной войны имел ?тенденцию к вездесущности? и пытался охватить каждый уголок общественной и частной жизни. Радикальное вовлечение и исключение и тяга к участию касались не только государств и союзов, но и общественных организаций и индивидов. <?> Холодная война в принципе создала для многих ее участников приемлемые смысловые структуры, индивидуальный и коллективный порядок, а также политически дисциплинировала? . Другими словами, советскую художественную самодеятельность позволительно рассматривать как явление, отражавшее и, одновременно, рождавшее и поддерживавшее настроения, мироощущения, поведение и образы, специфичные для эпохи биполярного мира.
Вместе с тем, во-вторых, не следует устанавливать искусственные связи и автоматизмы между Холодной войной и любым феноменом того периода. Тотальность и вездесущность Холодной войны одновременно означает, что в ней были центр и периферия и ?определенные политические, экономические, социальные или культурные тенденции скорее более отдаленно принадлежали к Холодной войне или лишь частично участвовали в ней? . Советское хореографическое любительство не было порождением Холодной войны, и отдельные его сегменты и сюжеты ? например, танцевальные сюиты, посвященные борьбе за мир или кубинской революции, а также гастрольная деятельность за рубежом ? имели большее отношение к глобальному противостоянию, чем другие.
Географически тематика проекта будет ограничена двумя уровнями: столичным (Москва) и провинциальным. Анализ центральных событий, фигур, институтов и документов не нуждается в пространном обосновании: централизованные механизмы принятия властных решений в СССР повлияли на рождении и развитии советской художественной самодеятельности. Провинциальный уровень истории сценической любительской хореографии предполагается исследовать на примере Челябинской области, столица которой принадлежит к числу самых крупных городов России (более 1 млн. с 1970-х гг.). Аргументы в пользу выбора региона не сводится к удобству для работы автора, проживающего в нем. Во-первых, в Челябинске и Магнитогорске с 1930-х гг., благодаря строительству крупных промышленных объектов в годы первых пятилеток бурно развивалась хореографическая самодеятельность, получившая серьезную материальную и организационную поддержку со стороны предприятий-патронов. Заметное место области в развитии художественной самодеятельности хореографического профиля документируется, например, постановкой И. Моисеевым танца для одного из магнитогорских ансамблей (13-е ремесленное училище, руководитель ? Н.Н. Карташова, с 1948 г. руководитель ансамбля танца ЧТЗ), который в 1945 г. стал коллективным героем художественного фильма ?Здравствуй, Москва!? (режиссер С. Юткевич); регулярным участием ряда челябинских и магнитогорских хореографических коллективов (прежде всего ансамблей танца ЧТЗ и ММК) в столичных праздничных концертах во время проведения государственных и профсоюзных форумов, в Международном фестивале молодежи и студентов 1957 г. в Москве, в гастрольной деятельности в СССР, социалистическом и капиталистическом зарубежье. Симптоматичен, наконец, выбор Челябинска в качестве места проведения заключительного праздника танцев последнего советского Всесоюзного смотра коллективов народного танца 1989 ? 1990 гг. Во-вторых, в силу моего давнего проживания в Челябинске и причастности моих родителей к местной художественной самодеятельности с 1960-х гг. по настоящее время удалось привлечь обширный круг информантов, интервьюирование которых, судя по первым результатам опроса, позволит рассмотреть прошлое данного феномена ?под микроскопом?.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1930-х по рубеж 1980-х ? 1990-х гг. Нижняя граница определяется конститутивным и формативным воздействием культурной революции и становления соцреалистического канона на советскую ?народную? хореографию, отдельные сегменты которой (прежде всего ?народные? танцы) воспроизводят в почти неизменном виде танцевальные образцы эпохи сталинизма вплоть до наших дней. В те же годы начинают проводиться первые областные, республиканские и всесоюзные олимпиады, фестивали и смотры художественной самодеятельности, в т.ч. хореографической. Кроме того, во второй половине 1930-х гг. были созданы многие всесоюзные и республиканские государственные ансамбли танцев (в том числе самые известные ? ансамбль И. Моисеева и танцевальный ансамбль хора им. М.Е Пятницкого), которые рождались и развивались в тесном взаимодействии с хореографической самодеятельностью. В это же время была сформирована, централизована и унифицирована устойчивая институциональная сеть руководства художественной самодеятельности и контроля за ней (Агитпроп, Всесоюзный комитет по делам искусств при правительстве СССР, Главлит, Главрепертком), а также ее методического обеспечения (находящиеся в государственном ведении всесоюзный, республиканские и областные дома народного творчества и профсоюзные дома художественной самодеятельности). Верхняя хронологическая граница совпадает с последним всероссийским смотром коллективов народного танца и распадом СССР, означавшим принципиальное изменение условий существования самодеятельного творчества на постсоветском пространстве.
Успешная реализация исследовательского замысла невозможна без трудоемкой поисковой стадии. Необходима интенсивная работа по поиску источников, документирующих событийную и институциональную историю хореографической художественной самодеятельности, проблемы государственного и партийного руководства и контроля за ней, взаимодействие профессиональной и любительской хореографии, дискурса о ?подлинно народном? танце, визуализацию и популяризацию самодеятельной хореографии в СМИ и игровых фильмах. С этой целью предполагается создание оригинальной источниковой базы, в которую войдут:
1. Опубликованные и неопубликованные директивные документы партии, правительства, отдельных министерств (Наркомпрос, министерство культуры), руководства профсоюзов, рекомендации центров народного творчества и научно-методических центров в Москве и Челябинске.
2. Учебники и учебные пособия хореографического профиля, подготовленные ведущими хореографами СССР.
3. Методическая и прикладная литература в помощь руководителям художественной самодеятельности, вошедшая в многочисленные серии, опубликованные центральным домом народного творчества.
4. Профильная периодическая печать (?Вестник театра и искусства?, ?Малые формы клубного зрелища?, ?Театр и музыка?, ?Новый зритель?, ?Зрелища?, ?Жизнь искусства?, ?Клуб?, ?Советское искусство?, ?Советский театр?, ?Рабочий и театр?, ?Культурная работа профсоюзов?, ?Колхозный театр?, ?Народное творчество?, ?Красноармейский клуб?, ?Искусство и жизнь? и др.), содержащая программные статьи авторитетных деятелей профессиональной и любительской сцены, обзоры и отчеты о хореографических форумах и концертах, отдельных хореографических коллективах. Аналогичная информация, хотя и значительно реже, встречается также в центральной (?Правда?, ?Известия?, ?Советская культура?) и местной (?Челябинский рабочий?, ?Вечерний Челябинск? и др.) печати.
5. Эго-документы (мемуары и переписка) хореографов, экспериментировавших или постоянно работавших на любительской сцене (Р. Захарова, К. Голейзовского, А. Мессерера, Л. Якобсона, М. Габовича, Н. Карташвой и др.).
6. Документальные и художественные фильмы (?Волга-Волга?, 1938 г., ?Здравствуй, Москва!?, 1945 г., ?Карнавальная ночь?, 1956 г., ?Журналист?, 1967 г., и др.), специально посвященные художественной самодеятельности или включающие сюжеты о ней.
Поиск этих источников будет проводиться в ГАРФ, РГАСПИ, РГАЛИ, ОГАЧО, архивах и библиотеках Государственного Российского и Челябинского областного дома народного творчества, Всероссийского научно-методического центра им. Н Крупской, Государственного центрального театрального музея им. Ю. Бахрушина, в Российской центральной театральной библиотеке.
7. Устные интервью руководителей и участников московской и челябинской художественной самодеятельности. Большинство из них в своей биографии имеют эпизоды об участии в сценическом творчестве и в других уголках СССР, что позволит расширить провинциальный контекст объекта исследования и уточнить проблему региональной специфики.
Очерченный круг источников, на мой взгляд, позволит придерживаться намеченной постановки вопросов и исследовательских подходов, при использовании группы методов, позволяющих контролировать авторские исследовательские процедуры.
Помимо этих направлений работы, объем которой я могу относительно адекватно оценить, предстоит освоение неизвестной мне территории бытования профессиональных и любительских ансамблей ?народных? и сюжетных танцев за пределами СССР, как в социалистическом блоке, так и по другую сторону ?железного занавеса?. Первые поисковые шаги в этом направлении позволяют надеяться, что наличная исследовательская литература из-под пера экспертов по истории танца позволит поместить советский феномен в международный контекст европейских, азиатских и (латино)американских аналогов, испытывавших влияние советской танцевальной самодеятельности и, в свою очередь, оказывавших влияние на нее .


Методы и гипотезы
В силу упоминавшейся ограниченности профессиональной компетенции мне не доступны специфические методики анализа хореографического материала, которыми пользуются историки танца. Полагаю, что они избыточны при сформулированной постановке вопросов, для ответов на которые более эффективными представляются иные методики. В конечном счете, меня интересует хореографическая самодеятельность не как сегмент художественного творчества, а как культурная практика с важными политическими, дидактическими и интерпретативными функциями. В связи с непривычным для канонического историка объектом исследования в данном случае невозможно обойтись без теоретического и методического эклектизма, который, впрочем, положительно зарекомендовал себя в актуальных версиях социальной и культурной историй.
При создании до сих пор отсутствующей связно изложенной событийно-институциональной истории хореографической художественной самодеятельности и для выявления механизмов ее функционирования целесообразным представляется социологический институциональный подход . Применительно к сценической самодеятельности он подразумевает правила игры и расстановку игроков в официальных и неофициальных (патрон-клиентских) отношениях между партийными, государственными, профсоюзными организациями и подведомственными им профессиональными и самодеятельными хореографическими объединениями, между профессиональной и любительской сценической хореографии, между руководителями и участниками танцевальных студий, кружков и ансамблей. Кроме того, институциональный подход представляется плодотворным в решении специальных вопросов о финансировании, репертуаре и поощрительно-запретительной политике в отношении художественной самодеятельности.
Сценические любительские сюжетные и ?народные? танцы сопровождали советского гражданина в домах и во дворцах культуры, в санаториях и домах отдыха, а с 1960-х гг., с массовым распространением телевидения ? и в домашнем интерьере. Выступления хореографов-профессионалов и любителей транслировались по телевидению в качестве обязательного компонента концертов, приуроченных к всесоюзным и профессиональным праздничным датам и юбилеям. Зрители с восхищением, равнодушием или иронией могли наблюдать на сцене танцовщиков в стилизованных, псевдофольклорных костюмах народов СССР и мира, военной или военизированной формах воинов Красной армии, партизан и кубинских революционеров с накладными бородами, а также в замысловатых одеяниях ?Царицы полей?-кукурузы и Химии, Удобрений и Химического пальто; лицезреть Сорняков в виде бравых парней с балалайками и Ядохимикаты в образе русских витязей, Космонавта в красном скафандре с огромной красной звездой на серебристом шлеме и Луну в несообразно большом русском кокошнике, и даже Свинью и Мясорубку с фаршем. Иллюстрированные отчеты о подобных мероприятиях печатались в периодике. В газетах и журналах профессионалы-хореографы в марксистском духе писали о ?подлинно народном? танце как отражении действительности и, со ссылками на Н.Гоголя и Л. Толстого, о мистическом ?русском национальном характере? и ?душе народа?. Вслед за партийными лидерами и функционерами они разоблачали ?тлетворное влияние? Запада на советскую молодежь и ?бездумные кривляния? буги-вуги и рока. Поэтому в данном исследовании не обойтись без проблем репрезентации и рецепции, дискурсов и коммуникации, образов и опыта, памяти и эмоций.
Для определения сущности советского ?народного? танца целесообразным видится использование концептов ?фальшлора? (Fake lore) Р. Дорстона и ?сниженного/спущенного культурного достояния? (gesunkenes Kulturgut) Г. Наумана . В обоих случаях речь идет об искажении фольклорной традиции с помощью директивного спускания в нее упрощенных (и идеологизированных) элементов ?высокой? культуры. Советский режим всячески приветствовал разработку концепции ?народности? - одного из ключевых идеологических конструктов любого закрытого общества . Подобно тому, как советские поэты и композиторы 1940-х гг. призывали создавать массовые песни, опираясь на народные традиции, советские хореографы провозглашали необходимость учиться у народных танцоров. Художественная самодеятельность может интерпретироваться как один из проектов культурной революции по преодолению традиционного разрыва между элитарной и плебейской культурами. Оставляя в стороне вопрос о разрушительных последствиях псевдонародных экспериментов и для той, и для другой культуры, следует обратить внимание на то, что танцевальная художественная самодеятельность, по крайней мере, для части ее участников, могла стать местом преодоления барьеров между приватным и публичным, интимным и патетическим, индивидуальным и коллективным. Сценические формы самодеятельности потенциально могли помочь ее участникам (и зрителям) ощутить свою жизнь как публичную и социально значимую, свою судьбу ? как органичную часть судьбы великой страны, а также приподняться над буднями, ощутить атмосферу праздника, одна из традиционных функций которого состояла в том, чтобы ?других посмотреть и себя показать?. Вполне возможно, однако, что участие в самодеятельности мотивировалось иными соображениями и сопровождалось иными эффектами, отнюдь не соответствующими интенциям государственных структур ? желанием бежать от постылой действительности и созданием иной реальности. Обе гипотезы нуждаются в тщательной проверке. В любом случае их не стоит сбрасывать со счетов, решая вопрос о невероятной популярности художественной самодеятельности в СССР, в том числе и в хореографических формах.
Для анализа вербальных описаний и видеоизображений советских танцев большую помощь могут оказать исследования телесности . В советской самодеятельной хореографии трудно не заметить пропаганду гендерных норм ? удальство и силу юношей, скромность и достоинство девушек, интерпретация которых должна учитывать наработки гендерной истории . Не обойтись в проекте и без достижений теорий и истории эмоций . В советских ?народных? и сюжетных ?трудовых? танцах, как и в массовых песнях, активно инсценировались проявления радости и бодрости ? прямолинейные иллюстрации к заявлению И. Сталина ?жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее?, прозвучавшему в конце 1935 г. ? почти одновременно с рождением огосударствленной и лояльной режиму самодеятельной хореографией. Для адекватного ?прочтения? визуальных репрезентаций хореографической самодеятельности полезны наработки визуальной истории, обращающие особое внимание на контекстуализацию изображений . Наконец, для сбора устной информации и ее адекватного анализа необходимо привлечение методического опыта устной истории .
Проверка выдвинутых гипотез с применением предложенных методов (в ходе работы их перечень неизбежно будет уточняться, способы применения ? шлифоваться, а степень эффективности ? проверяться) позволяет надеяться на успешную реализацию задуманного проекта.

Список публикаций по теме
Общая литература о Холодной войне
Сталин и холодная война: Сб. ст., М., 1998.
Сталинское десятилетие холодной войны: факты и гипотезы: Сб. ст., М., 1999.
Холодная война: Спецвыпуск ж. ?Родина?. 1998. ? 8.
Холодная война. 1945 ? 1963 гг.: Историческая ретроспектива: Сб. ст., М., 2003.
Холодная война и политики разрядки: дискуссионные проблемы: Сб. ст., М., 2003.
Gaddis J.L. We know now. Rethinking Cold War History, Oxford 1997.
Sewell M. The Cold War, Cambridge 2002.
St?ver B. Der Kalte Krieg 1947 ? 1991: Geschichte eines radikalen Zeitalters, M?nchen 2007.
Vanden Berghe Y. Der Kalte Krieg 1917 ? 1991, Leipzig 2002.

Исследования о культуре Холодной войны
Николаева Н.И. Формирование образа Америки в СССР в первые годы холодной войны. Дисс. ? канд. ист. наук. Саратов, 2001.
Фатеев А.В. Образ врага в советской пропаганде 1945 ? 1954 гг. М., 1999.
Caute D. The Dancer Defects. The Struggle for Cultural Supremacy during the Cold War, Oxford 2003.
Clark T. Art and Propaganda in the Twentieth Century. The Political Image in the Age of Mass Culture, London 1997.
Crowley D., Reid S. (Ed.) Style and Socialism: Modernity and Material Culture in the Post-War Eastern Europe, Oxford / N.Y. 2000.
Eaton K. Daily life in the Soviet Union, Westport 2004.
Faulstrich W. (Hg.), Die Kultur der f?nfziger Jahre, M?nchen 2002.
Faulstrich W. (Hg.), Die Kultur der sechziger Jahre, Padeborn 2003.
Hixson W. Parting the Curtain: Propaganda, Culture and the Cold War, 1945 ? 1961, N.Y. 1997.
Kaldor M. Der imagin?re Krieg: eine Geschichte des Ost-West-Konflikts, Hamburg 2005.
Kuznick P. J., Gilbert J. (Hg.) Rethinking Cold War Culture, Washington / London 2001.
Lindenberg Th. (Hg.) Massenmedien im Kalten Krieg. Akteure, Bilder, Resonanzen, K?ln 2006.
Lindey Ch. Art in the Cold War. From Vladivostok to Kalamazoo. 1945 ? 1962, London 1990.
Mitter R., Major P. (Hg.), Across the Blocs: Cold War Cultural and Social History, London / Portland 2004.
Raaz F. Ost-West-Kulturaustausch. Kooperation und Konfrontation, Berlin 1987.
Richmond Y. Cultural Exchange and the Cold War. Raising the Iron Curtain, Philadelphia 2003.
Scott-Smith G. / Krabbendam H. (Hg.), The Cultural Cold War in Western Europe, 1945-1960, London 2003.

Исследования о советской послевоенной повседневности
Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. 3-е изд. М., 2001.
Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945?1953 М., 1999.
Козлова Н. Н. Горизонты повседневности советской эпохи: голоса из хора. М., 1996.
Козлова Н. Советские люди. Сцены из истории. М., 2005.
Куратов О. В. Хроника русского быта. 1950 ? 1990 гг. М., 2004.
Объяснять обыкновенное. Повседневность как текст по-американски и по-русски. М., 2004.
Патрушев В. Д. Жизнь горожанина (1965?1998). М., 2000.
Сенявский, А. С. Российский город в 1960-е ? 1980-е годы. М., 1995.
Славкин В. Памятник неизвестному стиляге. М., 1996.
Crowley D., Reid S. (Ed.) Socialist spaces: sites of everyday life in the Eastern Bloc, N.Y. 2002.
Meier R., Meier K. Sowjetrealit?t der siebziger Jahre. Szenen und Analysen. Z?rich, 1980.
Petrone K. Life has become more joyous, comrades : celebrations in the time of Stalin. Bloomington, 2000.
Rolf M. Das sowjetische Massenfest, Hamburg 2006.

Исследования о советской культуре
Голомшток И. Тоталитарное искусство. М., 1994.
Институты управления культурой в период становления. 1917 ? 1930-е гг. М., 2004.
Конев В.П. Советская художественная культура периода 30 ? 80-х гг. ХХ в.: теоретико-исторический анализ. Дисс. ? д-ра культуролог. наук. М., 2005.
Культура и власть в условиях коммуникационной революции ХХ века. ? М., 2002.
Некрасова Е.С. Социалистический реализм как культурный феномен. Дисс. ? канд. филос. наук. СПб., 2006.
Паперный В. Культура Два. М., 1996.
Соцреалистический канон. СПб, 2000.
Чегодаева М.А. Социалистический реализм ? мифы и реальность. М., 2003.
Янковская Г.А.Искусство, деньги и политика: художник в годы позднего сталинизма. Пермь, 2007.
Art and Power. Europe under the Dictators. 1930 ? 1945, London 1995.
Arvidson C., Blomquist L. (Hg.) Symbols of Power: the Esthetics of Political Legitimation in the Soviet Union & Eastern Europe, Stockholm 1987.
Victoria E. Bonnell, Iconography of Power. Soviet Political Posters under Lenin and Stalin, Berkeley 1997.
Bowlt J. The Stalin Style: The First Phase of Socialist Realism, N.Y. 1986.
Bowm M., Taylor B. Art of the Soviets: Painting, Sculpture & Architecture in a one-Party State, 1917 ? 1992, Manchester 1993.
Brandenberger D. National Bolshevism: Stalinist Mass Culture and the Formation of Modern Russian National Identity, 1931 ? 1956, Cambridge 2002.
Brooks J. Thank you, Comrade Stalin: Soviet Public Culture from Revolution to Cold War, Princeton 2000.
Fitzpatrick S. (Hg.) Cultural Revolution in Russia 1928 ? 1931, Cambridge 1978.
Fitzpatrick S. The cultural front: power and culture in revolutionary Russia, Ithaca 1992.
Gyorgy P., Turai H. (Hg.) Art and Society in the Age of Stalin, Budapest 1992.
Gassner H. (Hg.),Agitation zum Gl?ck. Sowjetische Kunst der Stalinzeit, Bremen 1994.
Groys B. Gesamtkunstwerk Stalin. Die gespaltete Kultur in der Sowjetunion, Wien.1988.
Groys B., Hollein M. (Hg.) Traumfabrik Kommunismus. Dream Factory Communism. The Visual Culture of the Stalin Era, Frankfurt / M. 2004.
Kenez P. The Birth of the Propaganda State. Soviet Methods of Mass Mobilization, 1917 ? 1929, Cambridge 1985.
Koenen G. Die gro?en Ges?nge, Frankfurt/M. 1987.
M?nicke-Gy?ngy?si K. Lebensstile und Kulturmuster in sozialistischen Gesellschaften, K?ln 2003.
Plaggenborg St., Revolutionskultur. Menschenbilder und kulturelle Praxis in Sowjetru?landzwischen Oktoberrevolutionund Stalinismus, K?ln 1996.
Satjukow S. Unsere Feinde. Konstruktionen des Anderen im Sozialismus, Leipzig 2004.
The Culture of the Stalin Period, London 1990.

Литература о советской художественной самодеятельности
Проблемы и тенденции развития любительского хореографического творчества в СССР. М, 1986.
Пуртова Т.В. Танец на любительской сцене (ХХ век: достижения и проблемы). М., 2006.
Самодеятельное художественное творчество в СССР. СПб., 1998.
Самодеятельное художественное творчество в СССР. Очерки истории. 1930 ? 1950 гг. М., 1995.
Уральская В.И. Взаимосвязь и взаимовлияние профессионального и самодеятельного искусства (на материале хореографии). Дисс. ? канд. филос. наук. М., 1969. Хореографическая самодеятельность в СССР. Теория, практика, опыт. М., 1989.