|
|
| Архив - Региональная память в Казани - Комментарии
Уважаемые авторы проекта! Ваши ответы, без сомнения, позволили прояснить некоторые моменты, вызвавшие вопросы у участников Интернет-семинара. В связи с этим хотелось бы еще раз подчеркнуть важность корректного и точного выражения ваших мыслей. Тем не менее, хотелось бы продолжить дискуссию по ряду моментов.
Авторы проекта остановились только на анализе интервью из Республики Татарстан. А почему не сравнить материалы, собранные в Казани, с такими же материалами, представляющими какой-либо европейский город (например, Тюбинген). Думается, что проект от этого только бы выиграл.
Для лучшего понимания позиции авторов проекта, хотелось бы получить разъяснения по некоторым не вполне понятным высказываниям.
1. ?Впечатление, ?, доказывает ??. Разъясните, пожалуйста.
2. ?Методологической базой исследования являются два подхода к анализу памяти?. В чем суть этих двух подходов? Какие ещё бывают подходы к анализу? Сколько подходов к анализу может быть? Может быть, анализ бывает разным?
3. ?Одним из главных вопросов является вопрос о том, как структурировалось ?, а также о том, как ? вспоминаются ??. Все-таки один или два главных вопроса?
4. ?? проект ?, позволил получить первые сведения о феномене памяти?. Никто, никогда, нигде, ничего не говорил о феномене памяти? А как же, например, Ян Ассман, заявленный ранее в тексте.
5. Кроме этого, хотелось бы разобраться в двух подходах к анализу памяти. Под первым понимается анализ интервью с пожилыми и молодыми жителями Казани, а под вторым ? исследование истории избранных религиозных зданий. Или же авторы имели ввиду другое. Под первым понимается анализ интервью с пожилыми жителями Казани, а под вторым ? анализ интервью с молодыми жителями. А к этому методу добавляется исследование истории избранных религиозных зданий.
Желаю плодотворной работы над проектом.
Ковин В. |
Ответы на вопросы и комментарии
1. Мы бы хотели выразить свою благодарность за предоставленную нам возможность представить наш проект на данной Интернет-конференции, за то, что вы нашли время для серьезного обсуждения нашей темы и за полезные комментарии и замечания. Мы особенно благодарны за замечания о том, что в нашем проекте использовались разные категории и предположения без должного их объяснения (этноконфессионализм, связи и различия между категориями ?национальности/этнической принадлежности? и ?религии?; поколение; толерантность; секуляризация и т.д.). Большинство наших изначальных предположений, например, о ?второй волне? антирелигиозного движения, мы позаимствовали из прежних исследований, и уже на основании таких предположений формулировали цели нашего исследования.
2. Прежде чем подробно отвечать на какие-либо замечания или поставленные вопросы мы бы хотели еще раз вкратце описать основные положения нашего проекта. Мы надеемся, что это также поможет объяснить некоторые неясности.
Мы стремились исследовать региональную память о религиозной политике в Хрущевскую эру, представив своего рода иллюстрацию этой региональной памяти. И уж точно мы не хотели прийти ни к каким репрезентативным выводам и даже не претендовали на какую-либо ?репрезентативность?. Напротив, нашей целью было проследить, каким этот период представет в воспоминаниях мусульман и православных Казани, которые помнят это время. Мы намеренно ограничили себя двумя наиболее крупными религиями и национальностями в Казани, не затрагивая остальные в стороне, и, неизбежно, ушли от исследования того национально-конфессионального разнообразия, свойственного этому городу, но, тем самым, сделав проект практически осуществимым с точки зрения имеющихся у нас ограничений в человеческих и финансовых средствах. Мы скорее стремились узнать больше о памяти, ее содержании и механизмах функционирования, нежели реконструировать прошлое или сделать какие-то новые открытия в изучении антирелигиозной политики при Хрущеве. Мы проводили интервью в первую очередь именно с этой целью и, уже во вторую очередь фокусировали наше внимание на религиозных зданиях, полагая ? в соответствии с обычными теоретическими воззрениями на память и воспоминания, ? что они должны играть важную роль в памяти.
Важно отметить, что мы намеревались проиллюстрировать память и, во вторую очередь, объяснить, почему события прошлого запомнились именно в такой форме, как мы выяснили. На самом деле в ходе наших интервью и последующего их анализа всплыли многие официальные дискурсы и схемы мышления ? наши собеседники все являются частью коммуникативного пространства Казани и все они находились под влиянием официальных дискурсов. Замечая такие официальные категории (напр., топос религиозной толерантности), мы могли установить, с чем мы сталкиваемся в интервью, не подтверждая и не отвергая их. Вместо того чтобы давать оценку памяти или пытаться найти исторически ?верные? или ?неверные?, мы хотели проиллюстрировать региональную память и потом уже ее происхождение в том или ином виде. Например, для нашего проекта не имеет значение то, сколько икон было продано в Казани. Что для нас имеет значение, так это то, что люди не помнят этого факту и то, как это можно объяснить.
Данный проект осуществляется только с участием студентов и аспирантов и спонсируется только в течение одного года, поэтому мы, к сожалению, не имеем возможности продолжить наше исследование с учетом идей, которые предложили участники дискуссии.
3. Методология: Многие вопросы затрагивали тему о том, как мы находили наших респондентов для интервью и как мы проводили и анализировали взятые интервью
Мы не ставили своей целью применение социологического подхода в нашем проекте и поэтому мы не старались набрать репрезентативное количество респондентов, а выбрали небольшую группу людей, которая позволила бы нам дать иллюстрацию памяти. Мы старались объединять людей по каким-то определенным признакам, чтобы отразить многообразие Казани, как то пол, религиозные воззрения, национальность, возраст и т.д. Но гораздо важнее для нас было то, какие общие воспоминания имеет та или иная группа людей. Исходя из этого, значение, которое мы придавали термину ?поколение? в ходе нашего исследования ? это население Казани, чьи сознательные годы пришлись на эпоху Хрущева и кто сохранил в памяти воспоминания о ней, люди, которые все еще живы и помнят этот период (рожденные между 1925 и 1950 гг.). Таким образом, наше определение термина ?поколение? подразумевает скорее эмпирический подход к данному феномену. Система поиска респондентов была следующей: мы обращались в отцам церкви, которые могли нам указать на прихожан, которые давно посещают церковь. В мечети эту функцию выполняли муллы. В поиске атеистов мы обращались в компартию и общество ?Знание?, в котором некогда проводилась активная атеистическая работа, также сотрудничали с преподавателями Университетов и институтов, которые вели курсы научного атеизма, общались с реставраторами, восстанавливавшими разрушенные здания, расспрашивая их об общественном мнении в период, когда церкви и мечети начали восстанавливать.
Мы проводили открытые интервью без каких-либо стандартизированных опросников, однако у нас имелся определенный список тем, которые мы затрагивали в ходе интервью. Мы полностью записывали интервью на диктофоны и потом транскрибировали их от начала и до конца, так что у нас имелись полные письменные тексты для осуществления их анализа.
4. Молодежь: Очевидно, мы не указали точно в статье цель, с которой мы проводили интервью с молодежью, регулярно посещающей религиозные здания Казани. Мы не стремились изучить религиозность молодежи в Казани или ее отношение к религии ? если бы это было нашей целью, опрос молодых людей в религиозных зданиях был бы не совсем верным подходом для таких целей. Мы преследовали разные цели, беседуя с молодыми людьми: (1) выяснить, известна ли молодым людям история этих зданий и понять, значит ли она для них что-нибудь; (2) являются или становятся ли эти здания для молодых людей ?местами памяти?; (3) имеет ли место коммуникативная память между молодежью и поколением их родителей или бабушек-дедушек. Таким образом, было необходимо и весьма полезно побеседовать с молодыми людьми так или иначе связывающими свою жизнь с тем или иным религиозным зданием.
Мы также не стремились изучить положение религии в Казани сегодня, основываясь на этих интервью, и просим прощения, что недостаточно ясно объяснили это в нашей статье.
Замечание Александра Фокина о преемственности между Советским Союзом и Российской Федерацией: мы не хотели устанавливать никакого факта преемственности между СССР и РФ в том, что касается их отношений к религии. Занимаясь памятью (и не ввязываясь в дискуссии по политическим вопросам) мы обнаружили, что советские образцы интерпретации прошлого прижились и после распада СССР, и в настоящее время сосуществуют наряду с большим количеством иных интерпретаций
5. Толерантность и является ли религиозная открытость спецификой Казани:
(1) Мы не стремились приписывать наши заключения, полученные в результате исследования памяти города Казани, другим странам (также как мы не стремились приписывать отрицание этих заключений остальным региональных городав Российской Федерации). Цель нашего проекта заключается в изучении памяти города Казани, и поэтому фокус нашего внимания не затрагивает вопрос о том, в какой мере в других городах имеется сравнительно устойчивый дискурс религиозной и национальной толерантности по сравнению с Казанью; (2) Мы только что описали дискурсы, которые мы использовали в интервью (см. топик II) и не собирались повторять официальный политический дискурс. Из наших интервью стало ясно, что толерантность играет важную роль в конструировании региональной идентичности в Казани и поэтому, она может считаться важным и даже доминирующим дискурсом для города ? что и подтверждается нашими респондентами. Мы приносим наши извинения, если наша статья кем-то была воспринята как повторение официального политического дискурса.
6. Могут ли церкви и мечети считаться новыми местами памяти? Как мы можем объяснить внимание ?туристов? к таким местам?
Наши респонденты не воспринимают религиозные здания как важные места ни для своего прошлого, ни для истории своей религиозной группы. Таким образом, их нельзя определить как места памяти в том смысле, как этот вопрос был поставлен в рамках проекта, и, следовательно, наше внимание сместилось на исследование памяти об антирелигиозной политике в период ?Оттепели?. Они, конечно, могут считаться местами памяти, однако только в рамках общероссийской истории, и в том смысле, что они являются символическим олицетворением той нации, к которой принадлежит их посетитель (под православными понимаются русские, под мусульманами ? татары в контексте города, хотя это и не всегда так). Туристы, русские и татары, посещают церкви и мечети, потому что они являются важными составляющими их веры или их национальной идентичности; туристы из других стран воспринимают их как архитектурный памятник или место средоточия культуры города. Таким образом, религиозные здания, отобранные для изучения в рамках проекта, имеют определенное значение для жителей и гостей Казани, но они, едва ли могли бы стать объектом исследования в нашем проекте.
|
Комментарий к тексту ?Региональная память в Казани?
Мы находим представленный к обсуждению проект очень увлекательным и важным. Хотелось бы, однако, более подробно узнать о методологических подходах. Каким об-разом подбирались партнеры по интервью? Какая форма интервью была выбрана (на-пример, нарративное интервью или стандартизированный каталог вопросов)? Форма интервью могла бы объяснить, почему респонденты часто обходят молчанием моменты, которые были бы особенно интересны для Вашего проекта. Во введении Вы пишете, что Вашей целью является ?иллюстрация памяти об антирелигиозной политике в эпоху Хрущева?. Так как опрашиваемые почти не высказались по данному вопросу, мы хоте-ли бы узнать, какие шаги Вами предусмотрены в дальнейшем для достижения заданной в проекте цели. В ходе исследования следовало бы задаться вопросом о степени про-гресса секуляризации в эпоху Хрущева. Это могло бы объяснить, почему дальнейшее закрытие церквей или мечетей воспринималось населением безучастно. С определен-ного момента в Казани превозносится религиозная толерантность жителей. Каким об-разом в ходе интервью Вы искали подтверждение или опровержение этого утвержде-ния? В заключении еще одно короткое замечание к теме религиозных зданий и памяти: в настоящее церкви и мечети превратились в излюбленное место посещения туристов. Станут ли они новыми местами памяти, или Вы можете объяснить этот ?туризм? как-то иначе?
Хайко Хауманн, Анина Гидков, Йорн Хаппель, Анна Лиш
|
В представленном проекте, прежде всего, вызывает интерес сама идея рассмотрения специфичной ?региональной памяти?. Однако, присмотревшись к тексту, понимаешь, что от деклараций до адекватной реализации целей проекта дистанция весьма значительной протяженности. Проблемы обнаруживаются уже в заголовке, обозначающем тему. Заявляя об изучении ?региональной памяти?, авторы тут же ограничивают область ее возможного исследования привязкой к конфессиональной идентичности. При этом они ошибочно отождествляют конфессиональную и этническую идентичность, о чем прямо заявлено в тексте. Современная этнология, однако, не разделяет пафоса ?этноконфессионализма?, весьма ущербно и однобоко представляющего проблемы связанные с функционированием этнической идентичности. Расхожие стереотипы, привязывающие идентичность к конфессиональной принадлежности, возникшие как результат невнятной государственной ?национальной политики? в постсоветский период, становятся в рассматриваемом проекте аксиомами, не нуждающимися в рефлексии. Вместе с тем рассмотрение того, как возникла эта идея этничности как религиозности (в постсоветском Татарстане и России) может стать предметом отдельного и весьма объемного исследования.
Закладывая в фундамент проекта ?слабую? методологию этноконфессионализма, авторы приходят к разочаровывающим их выводам. Пример - места памяти, которых нет в сознании респондентов. Или отсутствие ?четко и полно? представленных в воспоминаниях проявлений антирелигиозной политики. Эти примеры скорее подтвердят справедливость утверждений советских идеологов о существовании ?советского человека? как особой формы коллективной идентичности, чем пассажи авторов об актуальности, во все времена, религиозной идентичности для Казанцев.
К тому же выводы об удивительной терпимости Казани совпадают с официальным дискурсом режима Шаймиева о межнациональных отношениях в республике. (Интересно действует ли эта терпимость в семье, в которой татарка переходит в православие или русский в ислам, подобные случаи имеют место быть, но публично не обсуждаются. Ведь индивидуальный выбор, идущий вразрез с традиционной конфессиональной принадлежностью, уже есть серьезная проблема для ?этноконфессионализма?). Исследователи странным образом политически ангажированы. История как служанка политики ? вот их определяющий девиз! Современная политическая власть осуждает ?жестокие репрессии по отношению к религии? (речь не идет о сталинских временах, о которых в силу естественных причин ныне живущие поколения помнить не могут) в 1960-е гг. И авторы делают это на первых страницах текста, но доказательств, связанных с воспоминаниями конкретных жестокостей, мы не находим. ?Угроза эвентуальных последствий? на местах работы, может быть применима к любой ситуации несогласия ?с начальством?, и в прошлом, и в настоящем.
Современная политическая власть цепляется за идею
?этноконфесиионализма?, позволяющую просто и понятно категоризировать подданных. То же самое делают и участники проекта. Вместе с тем именно опора на этот позитивистский метод позволила проглядеть зарождение религиозного экстремизма и расовой нетерпимости (на улицах Казани уже начали бить чернокожих), а в медресе Татарстана воспитывались ?воины джихада?. Вопрос о том, почему это происходит сейчас, а не в советские времена ?преследования религии?, даже не подлежит обсуждению. Может быть не так уж и хороша религия, неизбежно конструирующая барьеры между своими и не своими, а советский интернационализм и безрелигиозная политика - не самые пустые вещи, как это принято считать сейчас? Советские атеистические активисты, проводившие в жизнь проект создания надрелигиозной и надэтнической гражданской идентичности, могли всерьез верить в свои задачи, а не только ?заметать следы злодеяний?. Однако наши молодые историки не хотят задуматься об этом, предпочитая присовокупиться к новой ?линии партии?, избегая конфликтных выводов. Наверное, это не лучший путь для начала исторической карьеры с точки зрения достижения научной истины.
|
Уважаемые авторы проекта,
челябинская группа Интернет-семинара с большим интересом ознакомилась с представленными Вами промежуточными результатами исследования ?Региональная память в Казани?. Текст вызвал бурную дискуссию и целый ряд вопросов, комментариев и пожеланий, которые мы хотели бы суммировать в общем протоколе.
1. Учитывая заданный краткий формат текста, хотелось бы, тем не менее, получить более подробную информацию об использованной Вами методике выбора респондентов, сбора интервью и их анализа. Работали ли Вы с респондентами в виде ?формализованных? или ?неформализованных/глубоких? интервью? Каково возрастное, гендерное и религиозное соотношение внутри группы респондентов? В представленном тексте преобладают цитаты опрошенных мусульманок, кроме того, понятие ?пожилые? выглядит слишком размытым для реконструкции поколенческой памяти. Не вполне ясна цель привлечения учащихся религиозных школ без опроса ?простых? представителей молодого поколения. Желательным видится расширение круга респондентов на бывших партийных функционеров и пропагандистов хрущевского периода, иначе картина определяется заданностью ?нарратива жертв?.
2. Хотелось бы также уточнить используемое в проекте понятие ?религия?. При доминировании в Казани православных и мусульман в городе сосуществовали другие конфессии и даже секты. В тексте недостает разделения православных на ?воцерковленных? и просто ?верующих?. Каким образом в Вашу матрицу вписываются лица, сменившие веру, а также православные татары и русские мусульмане?
3. Нам показалось, что авторы несколько неосторожно используют некоторые топосы. К примеру, сомнение вызывает доказанность тезиса ?Казань ? веротерпимый город? на основании лишь нескольких проявлений интереса респондентов к чужой религии. Анализировались ли Вами данные о проявлениях антисемитизма, ксенофобии и подобных явлений, имеющих место в любом современном российском городе? Не показалось ли Вам подозрительным, что сделанный вывод совпадает с траслируемыми современным республиканским руководством образцами толкования, которые особенно актуализировались к юбилею города? То же замечание относится к конструкту ?второй антирелигиозной волны?, по сути дела являющемуся более поздним изобретением историков. Вполне ожидаемо, что респонденты не воспринимают меры 1960-х гг. как единую линию антирелигиозной политики, а в соответствии с установленным в современном российском дискурсе акцентами понимают под репрессиями только мероприятия 1930-х гг., растиражированные в перестроечной литературе и публицистике
4. По мнению участников, перспективным в рамках поставленных перед проектом вопросов выглядит подробное ?расследование? противоречий между официальными документами и ?памятью?. Что произошло с 11000 (!) икон, доставленных в Казань в 1962 г.? Не являются ли утверждения респондентов о том, что ?ничего нельзя было достать?, всего лишь типичным стереотипом советской экономики дефицита? Возможно более яркой иллюстрацией ?обытовления? религии стала бы реконструкция похоронных обрядов. Ведь именно ?проводы в последний путь? чаще всего приобретают религиозную или квази-религиозную окраску.
Мы надеемся, что наши замечания и пожелания помогут Вам в дальнейшей работе над несомненно любопытным и в хорошем смысле претенциозным проектом.
Владимир Ковин, Игорь Нарский, Оксана Нагорная, Ольга Никонова, Андрей Романов, Юлия Хмелевская, Розалия Черепанова, Тамара Шукшина
7.3.2008 |
Уважаемые коллеги,
мне показался весьма позитивным момент, что студенты из разных стран объединяются для реализации совместных исследовательских проектов, находящих поддержку у грантовых организаций.
Хотелось бы поделиться рядом вопросов и замечаний, возникших у меня при прочтении текста.
Основной вопрос к данному проекту ? соотнесение целей и выводов. Складывается впечатление, что авторы заранее определили, к каким выводам они должны прийти, поэтому несовпадение полученного результата с предполагаемым вызвало их удивление. Отсюда возникает претензия к выводу в пятом пункте: ?Казань ? это веротерпимый город?. Интересно, возможно ли найти человека, который в открытом интервью может признаться в нелюбви к другой нации. Последующие рассуждения также провоцируют важный вопрос. В проекте утверждается, что терпимое отношение к иноверцам является спецификой Казани. Отсюда следует, что в остальных городах России, процветают шовинизмы различных мастей и свирепствуют погромы.
Мне показалось, к сожалению, что авторы достаточно стереотипно воспринимают советскую историю. Когда Вы рассуждаете о ?репрессиях? 1960-х гг., то ожидаете массовых арестов и расстрелов в духе сталинских ?чисток?. Но единственное, что Вы находите ? это подсознательные страхи о проблемах на работе, которые могли носить форму простого выговора. Респонденты вполне могут оказаться в этом же смысловом круге, когда историческая память заменяется памятью сформированной СМИ, где частенько любят рассказать о злодеяниях 30-х гг. Еще одна предвзятость, которая явно накладывает след на результаты работы, проявляется в лексике. Без труда можно обнаружить выражения вроде ?злодеяния?, ?преступления? и т.п. применительно к атеистической пропаганде. Она изначально негативно окрашена, в то время как религия воспринимается исключительно позитивно, при этом неразрывно привязывается к этнической принадлежности. Православный и мусульманин для авторов ? синонимы русского и татарина. В целом же в 1960-х гг. большинство населения отходит в своеобразные ниши, личное пространство (показательным примером здесь являются советские кухни). Поэтому публичные места, связанные с религией, навряд ли могут быть местами памяти в привычном смысле. Негатив по отношению к атеизму проявляется в крайне любопытной фразе о том, что советское отношение к религии продолжает существовать и после распада СССР, определяя светский характер общества. Стоит отметить, что светский характер Российской Федерации прописан в Конституции. Большинство стран имеют светский характер, в том числе и Германия, но я не думаю, что светский характер ФРГ ? это результат религиозной политики нацистского режима.
Перспективным выглядит дальнейшее исследование самописных икон, которые упомянуты в тексте. Скорее всего, они сохранились в семьях, а поскольку они создавались непосредственно в интересующий авторов период и напрямую выражали религиозные чувства, то они могут дать полезную информацию.
|
Дорогие коллеги,
Мне было очень интересно наблюдать за развитием вашего проекта и не менее приятно видеть его результаты и участвовать в обсуждении. Я уверена, что дальнейшая работа над проектом будет не менее плодотворной, чем представленные вами результаты. Вы затрагиваете довольно обширную проблематику, ограничить которую довольно сложно как теоретически, так и на эмпирическом уровне.
Не смотря на сложность методики интервьюирования, было бы интересно побеседовать с бывшими агитаторами. Среди них, безусловно, встретятся ?убежденные атеисты? и те, для кого общественная деятельность служила лишь ?лифтом? в социальном и карьерном ?здании?.
Что касается отношения к религии современной молодежи г. Казани, то здесь несколько спорным кажется выбор группы информантов. Какова доля учащихся медресе и воскресных школ в суммарном молодом населении Казани? Согласитесь, что, опрашивая, к примеру, детей, состоящих в клубе авиамоделирования Дворца пионеров, об их интересах и увлечениях, мы не можем обобщить наш вывод о том, что все маленькие жители города в свободное от учебы время мастерят модели самолетов и ракет.
Среди цитируемых вами респондентов, особенно, представителей старшего поколения, доминируют женщины. Возможно, я обратила внимание на несуществующую закономерность, но хотелось бы предостеречь в опасности гендерного перекоса при интерпретации взятых интервью.
Помимо православных верующих и мусульман жертвами антирелигиозной пропаганды и давления в 1950-е ? 1960-е гг. были также довольно многочисленные сектанты: так называемые ?пятидесятники?, ?адвентисты?, ?иеговисты? и др. (Подробнее см. Спутник атеиста, М, 1961). Они вызывали, по меньшей мере, скепсис у представителей традиционных конфессий и серьезное вмешательство со стороны общественных организаций, милиции и т.д. Встречалась ли вам информация о деятельности этих или других сект в Казани?
Спасибо заранее за ответы и комментарии. Успехов и удачи в дальнейшей работе над проектом.
Коновалова Лариса.
|
|
|
Добро пожаловать!
