Архив

Тотальная война. Концептуальные размышления к историческому анализу структур эпохи 1861-1945 гг.

11.03.2005, 15:21

Штиг Фёрстер

Тотальная война.
Концептуальные размышления к историческому анализу структур эпохи 1861-1945 гг.

Тотальная война и история человечества.

Эпоха тотальной войны, кажется, миновала. Однако, так называемый новый мировой порядок ушедшего ХХ века, в котором осталась уже только одна сверхдержава, не привел к всеобъемлющей стабильности и вечному миру. История не подошла к концу(1). Войны возникают все также непрерывно. Между тем, кажется, что насильственные межгосударственные противостояния должны принять другой характер, и все меньше на них должен накладывать отпечаток тотальный характер ведения войны, доминировавший в ХХ веке.
Например, во время последней войны в Югославии представители НАТО неоднократно публично извинялись за ?побочный ущерб?, от которого случайно пострадали сербские мирные жители. Уничтожение одного единственного автобуса в ходе бомбардировок НАТО спровоцировало международный протест и поставило руководителей западных государств в затруднительное положение. Напротив, представители НАТО с гордостью представляли осмотрительность одного из своих пилотов, который намеренно пропустил цель, обнаружив во время налета, что она находится слишком близко к церкви. 55 лет назад политические и военные руководители нашли бы подобное поведение, по меньшей мере, странным. Вполне вероятно, что в те времена они испытали бы неловкость, если бы при воздушной атаке был уничтожен только один единственный автобус. Уничтожение мирных жителей было тогда не только широко распространенным явлением, но и существенной частью военной стратегии ? стратегии тотальной войны.
Сегодня войны ведутся скорее ограниченными, пусть даже высокотехничными, средствами за достижение ограниченных целей. В крайнем случае, призыв к безоговорочной капитуляции провозглашается теми людьми, которые могут представить себе последствия. Большие армии, сформированные на основе всеобщей воинской повинности, применяются только относительно неразвитыми державами и приводят к негативным результатам. Современные же способы ведения войны нацелены на сведение собственных потерь к нулю. Отсюда будущее за хорошо обученными и великолепно вооруженными профессиональными солдатами. Политические причины требуют возможности предотвращения ?побочного ущерба?, и тем самым снова достигается традиционное разделение на солдат и мирных жителей(2).
Достигла ли война тем самым ?нормального состояния?? Возможно ли, что в рамках и без того уже фатального соотношения войны и человеческой истории тотальная война представляет собой только аномалию? Возможно ли, чтобы тотальная война могла возникнуть только в особых условиях XIX века и в XX столетии достигнуть пика своего развития, чтобы в конце этой ужасной эпохи снова исчезнуть? Ответы на эти вопросы оказываются какими угодно, только не успокаивающими. Еще относительно недавно Джон Киган вновь привел старые аргументы, согласно которым древние человеческие общества вели только ограниченные войны и избегали масштабных разрушений. Следовательно, ограниченная война должна расцениваться как естественная форма вооруженного проведения конфликта между группами людей, в то время как радикализация ведения войны стала возможной только благодаря возникновению более мощных государств с хорошо вооруженными армиями(3).
Палеоантрополог Лоуренс Кили, напротив, рисует совсем иную картину. Он приходит к заключению, что человек и в доисторическое время часто вел войны радикальными средствами. При этом, чтобы соответственно поработить или полностью уничтожить враждебную группу, мобилизовывались все боеспособные мужчины, а иногда и женщины. Исходя из этого, тотальная война - скорее правило, чем исключение. К ограниченному ведению войны перешли только тогда, когда государства стали не в состоянии выносить нагрузки и существовать в условиях разделения труда, связанных с тотальной войной(4).
Если Кили прав, то тотальная война ни в коем случае не представляет аномалию. Развертывание войны могло быть предотвращено только в том случае, если государства и общества держали свои военные устремления под контролем и вели войну ограниченными средствами за ограниченные цели. Поэтому вполне вероятно, что особые исторические обстоятельства могли способствовать разрушению этих контрольных механизмов в XIX и ХХ веке и таким образом сделали возможной войну тотальную. Таким образом, война приняла свой первоначальный облик, теперь уже на уровне высокоразвитых обществ. Здесь, разумеется, возникает существенный вопрос: какие факторы в современный период привели к этой разрушительной тотализации военных действий? В общих словах ответ заключается в следующем:
1. С конца XVIII века войны в возрастающей степени становились общенациональным делом. На военном и политическом уровне это способствовало возникновению идеи о мобилизации всех без исключения граждан на обширную войну.
2. Для воплощения подобного рода идей на практике требовались достижения индустриализации, разворачивавшейся с середины XIX века.
3. Однако даже в этом случае обширная мобилизация не стояла на повестке дня до тех пор, пока речь шла только о достижении ограниченных целей войны. Наблюдаемая тотализация целей войны стала результатом изменения образа врага в сознании граждан и их правительств. Исходящая от врага угроза стала представляляться обществом и государством как основополагающая экзистенциальная опасность. Поэтому враг должен был быть навсегда уничтожен.
4. В ходе последовавших затем многолетних ожесточенных войн, основанных на массовой мобилизации, люди привыкали к массовым убийствам. Благодаря этому опыту снизился порог скрупулезного отбора всех средств, используемых для достижения победы.
Можно также привести и другие причины, которые, однако, требуют более глубоко изучения.
Возможно, эпоха тотальной войны в ее известной нам форме действительно закончилась. Однако, даже если это так, мы должны и далее изучать ее внешние проявления и причины. Может быть, историческое исследование поможет предотвратить новые проявления этого ужасного феномена, который в двух мировых войнах стоил более чем 60 млн. человеческих жизней.

Серия конференций об эпохе тотальной войны

Понятие ?тотальная война?, возникшее из опыта Первой мировой войны, в 20 и 30-е гг. ХХ века, стало лозунгом и играло важную роль в многочисленных размышлениях по вопросу будущей войны(5). Однако ни современникам, ни последующим поколениям историков не удалось дать его сколько-нибудь общепринятую дефиницию.В этой связи одной из важнейших задач серии конференций стало выяснение исторического смысла тотальной войны. Три уже состоявшихся конференции показали, что это предприятие достаточно рискованное(6). Ученым оказалось тяжело достичь консенсуса по вопросам: какие компоненты составляют тотальную войну, где этот феномен появляется, какие войны можно обозначить как ?тотальные? и имела ли вообще место тотальная война в полном смысле этого слова.
Поскольку организаторы пригласили к участию не только военных историков, но и ученых из других областей науки, эти дебаты стали сложнее, но и интереснее. В конечном счете, понятие ?тотальная война? означает, что этот феномен не ограничивается военными кампаниями и политическими решениями, но охватывает общество в целом, а также его экономику и финансовую систему. Как удачно определил Роджер Чикеринг: ?Тотальная война требует тотальной истории?(7). Иными словами: феномен тотальной войны должен быть исследован во всех своих исторических измерениях: военном, политическом, социальном, экономическом, культурном и других областях (даже в медицине). Однако это не облегчает задачи.
При планировании серии конференций мы изначально исходили из представления о том, что исходными пунктами тотальной войны Нового времени были Американская и Французская революции. Чтобы превзойти постоянные армии ?старого порядка?, революционеры изобрели ?народную войну? и тем самым породили процесс, который имел чрезвычайные последствия. С появлением солдат-граждан у гражданского общества появился прямой интерес к войне. Народная война была возможна только при широкой поддержке общественности. Отсюда проистекала тенденция в определенный момент приобщать к военным действиям все общество и всю нацию. В таких обстоятельствах военному и политическому руководству угрожала потеря контроля над инструментом войны. Монополия правительств на принятие решений и монополия регулярных армий на военное насилие оказалась в опасности, для нейтрализации которой они прибегали к воинской повинности, политической пропаганде и введению жесткого государственного контроля над военными действиями, обществом и экономикой. Тем не менее, наполеоновские войны ни разу не достигли ?тотального? измерения. Средства ведения тотальной войны появились только благодаря индустриализации: тогда появилась возможность формировать огромные добровольческие и сформированные на основе воинской повинности армии, перевозить их на фронт, обеспечивать оружием, обмундированием и продовольствием. К тому же, разумеется, это требовало значительных административных усилий. Тыл превратился в опору действующей армии. Гражданские лица должны были не только заботиться об обеспечении солдат, но и поддерживать их морально и политически, так как от этого зависел исход войны. Активная поддержка дела нации могла зайти так далеко, что в военные действия в прифронтовых областях втягивались и гражданские лица Как опора военных усилий противника они превратились в мишень военных мероприятий. Линия, разделяющая гражданское общество и армию, постепенно исчезала. В виду чрезвычайных усилий, которых потребовала народная война, вести военный конфликт за ограниченные цели становилось все тяжелее. Чтобы мобилизовать общественность, перспектива должна была состоять в решающей победе, и дело, за которое государство вступало в войну, должно было акцептироваться значительным большинством народа. Это также привело к превращению ограниченной войны в войну неограниченную. Все вышесказанное во второй половине XIX века способствовало развитию тенденций тотальной войны(8).
В связи с этим, возникла идея о серии конференций, начавшейся в 1992 г. со сравнения Гражданской войны в США и германских войн за объединение. Они представляют собой первые крупные конфликты, на материале которых можно рассмотреть соответствующие тенденции. Мнения по этому поводу в значительной степени разошлись. Прежде всего, основательная дискуссия состоялась по вопросу Гражданской войны в США. Марк Нили(9) не согласился с мнением Джеймса Макферсонса, что тотальная война ведет свою историю с Гражданской войны, точнее с 1862 г(10). Также никто не захотел связывать войны, предшествовавшие объединению Германской империи, с понятием ?тотальные?. Правда, некоторые участники высказывали мнение, что уже во Франко-прусскую войну проявились тревожные тенденции в этом направлении(11).
Тотальная война включает различные компоненты, среди которых, прежде всего, двойное участие гражданских лиц - как активно действующих субъектов и как жертв, что проявляется в участии в военных действиях гражданских лиц и в ведении таковых против них. Этот взгляд стал исходным пунктом проекта нашей следующей конференции, которая должна была охватывать опыт, накопленный до 1914 г. двумя развитыми обществами того времени ? американским и немецким. Результат был поразителен. Хотя, например, в колониальных войнах можно обнаружить элементы тотального ведения войны, в конце концов среди участников воцарилось единодушие, что никто из современников не имел представления о тотальной войне и поэтому никто не ожидал, что следующий крупный военный конфликт может стать тотальным.. Правда, было высказано мнение, что в Германии военные круги и часть гражданских лиц предвидели войну длительную и опустошительную. Но, даже учитывая это, подготовка к тотальной войне не состоялась(12). Таким образом, путь к тотальной войне не был прямой улицей с односторонним движением. Не говоря уже о том, что всегда были альтернативы, а государство и общество до 1914 г. были не в состоянии и не созрели для подготовки к тотальной войне.
Итак, лето 1914 г. представляется настоящим рубежом. Только в количественном измерении начавшаяся тогда война превратилась в крупнейшую из тех, что мир когда-либо видел. Поэтому третья конференция была полностью посвящена этой войне, разумеется, без претензий на изучение всех ее аспектов. Так заманчиво было бы исследовать связь между тотальной войной и геноцидом (армян в Османской империи) или между тотальной войной и революцией (в России), поэтому спектр тем должен был быть ограничен. Исходя из этого, конференция сконцентрировала внимание на основных державах на Западном фронте. Уже этот комплекс оказался достаточно обширным.
Было интересно увидеть, что первоначально многие политические и военные руководители, несмотря на ужасную бойню на фронте, определяли этот конфликт как войну обычную. Стало ясно, что переломный момент наступил в 1916 г. После того как в ужасных битвах этого года командующие не смогли переломить патовую ситуацию, стали обдумываться новые возможности ведения военных действий. Результатом стала не только неограниченная подводная война и широкое использование новых видов оружия, но и серьезная попытка полностью мобилизовать экономику и общество. Так называемая Программа Гинденбурга, мобилизационная политика Ллойд Джорджа и введение всеобщей воинской повинности в Великобритании придали войне новый оборот. Кроме того, в эти месяцы стало понятно, что все участвующие в конфликте государства были готовы бороться до самого конца. Компромиссный мир был уже невозможен.
Но была ли это тотальная война? Современники, например, Эрих Людендорф и Эрнст Юнгер отнюдь не были в этом убеждены. После войны они часто сожалели, что слабые политические структуры Германской империи показали неспособность к полной мобилизации. Немецкое общество оказалось не в состоянии полностью и длительно концентрироваться на тотальных военных усилиях. Сходные результаты показали доклады конференции, основанные на материалах Франции, Великобритании и США. При исследовании такого важного аспекта как ведение войны против мирных жителей также возникла достаточно противоречивая картина. Без сомнений, британская морская блокада была нацелена главным образом против германского гражданского населения. Немцы отплатили британцам безоглядным использованием подводных лодок с целью контрблокады. Все же, благодаря устоявшимся фронтам, большая часть населения избежала прямого воздействия войны. Тем не менее, были и первые попытки бомбардировать гражданские цели. Кроме того, нельзя в этой связи забывать, как жестоко немецкие солдаты обращались с бельгийским мирным населением в начале войны и позднее, при угоне гражданских рабочих. Рассмотрение всей совокупности ? и это относится также к другим аспектам ? позволяет говорить о складывании явных тенденций перехода к тотальной войне, которые все же не достигли полного размаха.
По-другому не могло быть. С разворачиванием время наших дебатов становилось все яснее, что любые попытки классифицировать Первую мировую как тотальную войну не учитывают основополагающего парадокса. Конечно, такие деятели, как Людендорф делали ставку на полную мобилизацию для тотальных военных усилий и одновременно пытались установить полный контроль над этим. Однако им не удалось достичь хотя бы одной из своих целей, вместо этого они только способствовали хаосу. Эти противоречия позволяют, самое большее, говорить о тотальной войне только как об идеальном типе. Политики и военное командование всеми усилиями могли стремиться к осуществлению идеального типа, но они никогда не достигали своей цели. Помимо всего прочего потому, что ни одно современное государство не в состоянии поставить тотальную мобилизацию под тотальный контроль. Без определенной степени добровольного участия это неосуществимо. Как только поддержка общества ослабевает, полная мобилизация становится невозможной. Каждая попытка внедрить тотальный контроль подрывает воодушевление общественности и может привести к краху. По меньшей мере, таков был урок Первой мировой войны.

Значение тотальной войны: промежуточные результаты

Роджер Чикеринг напомнил о том, как ошибочно было бы представлять историю тотальной войны в качестве неизбежного развития(13). Вести прямую линию от армий Французской революции к Дрездену и Хиросиме было бы не только слишком просто, но и неправильно. Историческое развитие всегда противоречиво и часто зависит от случайных событий. Было бы излишней рационализацией представлять его как некую неизбежность и тем самым придавать ему телеологический смысл. История тотальной войны, без сомнения, полна поразительных поворотов и противоречий, например, в глаза бросается факт, что европейские державы во Второй мировой войне избегали применять против друг друга химическое оружие. Кроме того, в период 1792-1945 гг. были периоды, в которых и речи не шло о возможности тотальной войны. С 1815 по 1866 гг. великие державы пытались либо предотвратить любую войну, либо, если таковая уже случилась, по возможности ее ограничить(14). Также и в период с 1871 по 1914 гг. подобие тотальной войны было немыслимо. Историческое развитие было всегда открыто для альтернатив, и вполне могло случиться, что в ХХ веке тотальной войны никогда бы не произошло(15).
Исходя из этого, нужно всегда иметь в виду, что само представление о ?тотальной войне? стало развиваться только в 20-30-е гг. ХХ века. Соответственно, применение этого понятия к предыдущим десятилетиям проблематично. Ни Линкольн, ни Бисмарк или Мольтке об этом и не слышали, как не слышал и Людендорф до 1918 г. Нужно иметь в виду, что аргументы, исходящие из сегодняшних воззрений, неприменимы в исторической ретроспективе, но это, разумеется, не должно нас удерживать от употребления полезного концепта применительно к прошлому. Ответить на вопрос, почему современные конфликты, несмотря на все имевшиеся в наличии альтернативы, в конце концов развились в тотальную войну, можно только путем сравнительного анализа. Первые три конференции показали, что этот подход весьма продуктивен.
Поскольку однозначного определения тотальной войны все еще не существует, мы должны для начала довольствоваться определением главных составляющих частей этого концепта.
Тотальные цели войны: В течение столетий межгосударственные войны велись главным образом во имя ограниченных целей. По крайней мере, в Европе с периода средних веков речь шла в основном о захвате провинции или достижении экономического преимущества. До полного подчинения государства-противника или до полного уничтожения его населения дело доходило крайне редко. Если такое случалось, то это происходило только на окраинах Европы (испанская Реконкиста или османская экспансия на Балканах). Чтобы наконец обрести мир, побежденной державе достаточно было принять ограниченные требования победителя. Окончание войны почти всегда сопровождалось переговорами. Можно сказать, что в значительной степени это характерно и для наполеоновских войн. Если Наполеон Бонапарт со своими войсками и воевал против другой великой державы, он никогда не преследовал цель полного уничтожения врага. Ограниченными были и цели Крымской войны.
В период Гражданской войны в США развитие событий приняло другое направление. Представители конфедерации боролись за ограниченные цели, т.к. они хотели достичь независимости. ?Все, о чем мы просим, чтобы нас оставили в покое? - провозгласил от их имени президент Джефферсон Дэвис(16). Но другая сторона в лице Авраама Линкольна в виду возрастающей длительности войны формулировала цели Союза более радикально: ??характер войны изменится? Это будет покорение? Югу суждено быть разрушенным и замененным новыми суждениями и идеями?(17). Несмотря на то, что сам Линкольн при определенных обстоятельствах был готов договариваться о частностях, все же общим лозунгом военных усилий северных штатов стало понятие ?безусловная капитуляция?. Сходную тенденцию можно установить и во Франко-прусской войне. После того, как объявленная Леоном Гамбеттой ?guerre a outrance? (война без границ) стала грозить немецким армиям значительными трудностями, Гельмут фон Мольтке потребовал полной оккупации и покорения вражеской страны. Испуганный кронпринц определил это как войну на порабощени, а Бисмарк отказался ему содействовать(18). В обоих случаях проявилась тенденция к тотальной войне, даже если тогда дело не дошло до полного покорения противника. Эта радикализация целей стала одним из признаков тотальной войны.
В период Первой мировой войны немецкие и французские цели войны подразумевали ликвидацию статуса противника как великой державы и даже раздробление государства-противника, т.к. каждая сторона определяла другую как основополагающую опасность для собственного существования. Брест-Литовский мирный договор и поведение французского руководства в конце войны показали, что при формулировании целей войны речь шла не только о риторических декларациях. В атмосфере Версаля носилось требование безоговорочной капитуляции, а немецкая делегация даже не была приглашена к столу переговоров. До закрепления тотальных целей войны в мирном договоре дело не дошло только благодаря успокаивающему влиянию англосаксонских держав .
В период Второй мировой войны тотальные цели войны играли еще более значимую роль. Самой радикальной из них был немецкий план уничтожения Советского Союза и порабощения и убийства населения захваченных областей (?Генеральный план Ост?). С другой стороны, на конференции в Касабланке Черчилль и Рузвельт согласились, что целью их военных усилий должна стать капитуляция противника. Тем самым они также сделали ставку на политику тотальной войны, хотя и без геноцида.
В период 1861 по 1945 гг. развитие ведения войны несло на себе сильный отпечаток движения к тотальным целям. Конечно, в каждом отдельном случае для формулировки соответствующих целей войны были свои причины. Что скрывается за общей тенденцией к тотальным целям войны, покажут дальнейшие исследования.. Насколько мы можем утверждать сегодня, основные причины нужно искать в изменении взглядов ведущих войну сторон. Политические и военные руководители, как и значительная часть втянутых в конфликт народов в определенный момент начинали воспринимать противника как экзистенциальную угрозу и поэтому со своей стороны стремились доказать свое право на существование. Переговоры становились невозможными, и тогда война велась против враждебной политической системы или против целых народов. Место традиционных ограниченных целей занимало требование безоговорочной капитуляции или, в исключительных случаях, геноцида. Отчасти это стало следствием чрезвычайных усилий и огромных жертв, которых требовало от нации ведение войны в эпоху массовой мобилизации и индустриализации. Ограниченные цели перестали соответствовать нагрузкам. Из-за того, что обе стороны преследовали тотальные цели войны, дело шло к взаимной радикализации. Это, без сомнения, относится ко Второй мировой войне. В условиях зимы 1942/43 гг. Черчилль и Рузвельт вряд ли могли бы довольствоваться чем-то меньшим, чем безоговорочная капитуляция.
Тотальные методы войны: Было бы наивно предполагать, что в прежние времена войны имели более человечный и более рыцарский характер. То, что это не так, отчетливо демонстрирует содержание Гаагской и Женевской конвенций, которые должны были пресечь худшие перегибы(19). Однако, обе мировые войны ХХ столетия показали, что эти конвенции в большей или меньшей степени нарушались воюющими государствами. Немецкое командование однозначно преступило международное право ведением неограниченной подводной войны. Это право было также нарушено применением химического и биологического оружия (японской стороной во время Второй мировой войны), ковровых бомбардировок и тактики ?выжженной земли?. Этот ряд можно продолжить. Один из самых худших примеров ? судьба военнопленных. В период Первой мировой войны, несмотря на частые злоупотребления, в обращении с военнопленными принятые международные правила в целом соблюдались. Правда, Ниал Фергюссон недавно доказал, что военнопленных нередко убивали прямо за линией фронта(20). Во время Второй мировой войны, как известно, с миллионами военнопленных обращались еще более бесчеловечно. Немецкие инстанции уничтожили значительное количество советских военнопленных, и в этом состязались с ними их японские союзники.
Другой важный аспект радикализации методов ? война против действительных или мнимых партизан. Это началось при кровавом продвижении немецких солдат в 1914 г. в Бельгию и достигло своего пика в борьбе вермахта и СС ?против партизан? в оккупированных советских областях. Борьба против партизан в начальный период Холокоста часто использовалась как предлог для уничтожения евреев. Можно дискутировать о том, было ли уничтожение европейских евреев в значительной степени связано с радикализацией методов ведения войны. По крайней мере, кажется, нацистское руководство рассматривало развитие именно в этом смысле. Но так или иначе, люди в ситуации военной резни, по всей видимости, привыкли к массовым убийствам.
В значительной степени эту радикализацию можно уловить уже в ходе Гражданской войны в США и Франко-прусской войны, несмотря на то, что тогда она проявилась в меньшей степени, чем в более поздних конфликтах. До бомбардировок было еще далеко, однако артобстрелы таких городов как Виксбург, Страсбург и Париж уже случились. Марш Шермана через южные штаты и уничтожение Шериданом Шенандоа в ретроспективе выглядят именно как бомбардировки с земли, хотя жизнь большей части гражданского населения была сохранена. Радикализация методов ведения войны бросает свою тень также на борьбу против партизан в южных штатах и против ?franc tireurs? (сопротивленцев) во Франции. Несмотря на это, было бы преувеличением на основе применявшихся методов обозначать эти кампании как тотальные войны. В ходе Гражданской войны в США военнопленные часто подвергались жестокому обращению. Однако массовая смертность в лагере военнопленных в Андерсонвилле была в большей степени печальным следствием небрежности и некомпетентности, чем результатом злых намерений(21). Случаи же убийства военнопленных прямо за линией фронта происходили, если в руки конфедератов попадали черные солдаты. Во Франко-прусской войне подобное случалось крайне редко. В целом военнопленные здесь содержались лучше, чем в Америке(22).
В большинстве случаев радикализация методов ведения войны прямо или косвенно совпадает с тотализацией целей войны. Например, опустошительные походы Шермана и Шеридана в период Гражданской войны в США совпадают с распространением идеи о безоговорочной капитуляции, так как способ продвижения войск был направлен против населения противника в целом. Сходным образом и в 1914 г. жестокое наступление немецких армий в Бельгии было нацелено на подавление воли к сопротивлению со стороны вражеского населения(23) Еще более отчетливо это относится к бомбардировкам союзников в период Второй мировой войны, так как эта стратегия должна была привести к безоговорочной капитуляции. Содержание же советских военнопленных однозначно было частью национал-социалистической политики геноцида против ?славян?.
Сложнее обстоит дело с другими случаями, например при использовании ядовитых газов или подводной войны(24). Оба случая связаны с развитием новых технических средств. В период с 1861 по 1945 гг. разрушительная сила оружия чрезвычайно возросла ? от нарезной винтовки до атомной бомбы. Но результаты этого развития были воистину амбивалентны. Более развитые технические средства совсем не обязательно должны были привести к тотальной войне. Возможно, оружие с большей разрушительной силой могло быть использовано с целью сокращения длительности войны и предотвращения войны тотальной. Классический случай ? настойчивый обстрел Бисмарком Парижа, с помощью которого он надеялся достичь стремительного окончания войны до того, как военные действия полностью выйдут из-под контроля(25). Однако, без сомнения, благодаря радикализации ведения войны и тотализации целей войны порог применения всех доступных средств против врага был снижен.
Другой важный аспект ? создание массовых армий. В Гражданской войне в США и во Франко-прусской войне воюющие стороны посылали тысячи мужчин на поля битв. В обеих мировых войнах были задействованы миллионы солдат. Только после появления индустриальных средств появилась возможность транспортировать, вооружать и обеспечивать эти людские массы. Для того, чтобы удерживать эти армии под контролем и усиливать их боевую мораль, требовались значительные организационные усилия. Существование огромных армий значительно осложнило победу над врагом в решающем сражении. Кроме того, миллионные армии включали в себя не только значительную часть населения, но и имели за спиной почти целую нацию, в том числе и потому, что минимум один из членов каждой семьи оказывался на поле битвы. В этих обстоятельствах преодоление сопротивления целого народа требовало действительно чрезвычайных мероприятий. Таким образом, можно утверждать, что массовое участие значительно способствовало радикализации методов войны.
Несмотря на все вышесказанное, остаются сомнения, была ли в действительности хоть одна тотальная война. Так далеко могла бы зайти только неограниченная атомная война. До 1945 г. ведение войны было, по меньшей мере, частично ограниченным. Даже национал-социалисты испугались масштабного использования химических и биологических средств борьбы. Но без сомнения, эпоха тотальной войны способствовала растущей радикализации ведения войны.
Тотальная мобилизация: Тотальная мобилизация во время войны не является чем-то новым в истории человечества. Это практиковалось, кажется, уже в каменном веке и в эпоху переселения народов - по крайней мере, при вторжении германских племен на римскую территорию. Все же, чем сложнее и диверсифицированнее становилось базирующееся на разделении труда общество, тем сложнее становилось в случае войны мобилизовать значительный процент населения.
В развитых обществах вопрос мобилизации, как правило, зависел уже от пола. Только изредка, как, например, в королевстве Дагомея, дело доходило до массового рекрутирования на войну женщин. Обычно это были молодые мужчины, которые несли основную тяжесть военных действий под командованием более старших мужчин. Часто в солдат превращали детей, как, например, в Тридцатилетнюю войну(26). Но в каждом случае комплексные общества, как правило, проводили четкую линию, разделяющую вооруженные силы и мирное население. В XVIII веке это было характерно для Европы и для значительной части Азии, например для Индии. Там война была уделом профессиональных солдат, и втянутые в нее государства пытались достичь монополии на использование организованного насилия. Пока гражданское население не страдало от побочного ущерба или вражеского вторжения в прифронтовые области, от него, как правило, ожидалось выполнение повседневных занятий, так как оно должно было заботиться о снабжении и финансировании войны. Если монарх и его солдаты вели войну, штатские должны были, прежде всего, сохранять спокойствие.
Однако в период революционных войн во Франции ситуация изменилась. Внезапно война, как заметил Карл Клаузевиц, снова стала делом народа, одного народа в 30 млн. человек, которые стали определяться как граждане государства(27). Правда, воодушевления масс было явно не достаточно: уже в июле 1793 г. якобинцы ввели воинскую повинность для мужчин от 18 до 25 лет. Все остальные гражданки и граждане со своей стороны были призваны содействовать военным усилиям. Женатые мужчины должны были изготавливать оружие, женщины ? одежду и палатки, а дети ? перевязочные средства, в то время как старики были обязаны собираться в публичных местах для поддержания боевой морали(28). Таким образом, родилась идея тотальной мобилизации государства и общества на военные цели. Революционная Франция оказалась не в состоянии ее реализовать, и в конце концов оказалась к этому не готова. В этом, как и в последующих случаях стало ясно, что полностью мобилизовать относительно высокоразвитое общество почти невозможно. В суровой реальности тотальной войны подобная мобилизация всегда наталкивалась на отказ и сопротивление. Кроме того, очень тяжело оказалось создать требуемую для тотальной мобилизации систему управления. Это же можно сказать и о попытках полной мобилизации на военные цели экономики. Капиталистическим государствам ориентирование экономики страны на единственную цель ? войну давалось особенно тяжело по принципиальным причинам. Леон Гамбетта приобрел этот опыт , когда он в 1870/71 гг. пытался организовать массовый призыв солдат на ведение ?guerre a outrance?. Все же ему удалось в удивительно высокой степени мобилизовать общество и экономику оккупированной Франции на войну против вторгшихся немецких армий(29). В период Гражданской войны в США конфедераты также старались мобилизовать все ресурсы на военные усилия, и важную роль для деятелей тыла играли женщины. Кроме того, конфедеративное правительство путем введения строгих мероприятий пыталось создать военную экономику. Северные же штаты, ввиду своего превосходящего экономического потенциала, не сочли нужным заходить так далеко. Однако южанам не удалась даже приблизиться к тотальной мобилизации(30).
Можно привести аргументы, что обе мировые войны не внесли принципиальных изменений. Конечно, немецкие ведомства в период Первой мировой старались мобилизовать общество и экономику на военные нужды, а после 1916 г. в этом направлении проявляло активность и британское правительство. В США правительство Вильсона проводило весьма ?неамериканскую? политику государственного контроля над экономикой и обществом. Однако до тотальной мобилизации они так и не дошли. В Германии Программа Гинденбурга подорвала мораль тыла и, в сущности, провалилась. Поэтому в ходе Второй мировой войны нацистский режим долгое время опасался вводить внутри страны мероприятия тотальной войны. Только 1944 г. демонстрирует отчетливое проявление тотальной мобилизации. Ранее чем Германия и более значительных успехов в этом направлении достигли Великобритания и, прежде всего, Советский Союз. Однако открытым остается вопрос, действительно ли в этих случаях дело дошло до тотальной мобилизации, что все же представляется маловероятным. С другой стороны, нет сомнений в том, что в период с 1861 по 1945 гг. действительно наметилась тенденция к тотальной мобилизации. Это проявилось прежде всего в том, что страны-участницы мировых войн в определенной степени равнялись на такую войну, какой в истории организованного государством ведения военных действий еще никогда не было. Проблема тотальной мобилизации также демонстрирует, что в случае ?тотальной войны? речь может идти об идеальном типе, который никогда не будет осуществлен на практике. Тем не менее, чрезмерные затраты энергии неоднократно вызывали искушение приблизиться насколько возможно к этому идеальному типу.
Тотальный контроль: В относительно высокоразвитых обществах наряду с политикой тотальной мобилизации одной из главных целей становилось достижение тотального контроля. Необходимо было не только преодолеть возможное сопротивление мобилизации, но и добиться ее эффективной организации. Кроме того, нельзя было просто полагаться на воодушевление граждан, нужно было подкреплять его с помощью пропаганды.
Возможно, наиболее ярким институтом принудительной мобилизации явилась воинская повинность. Вследствие того, что при длительных войнах число добровольцев снижалось, воинская повинность гарантировала достаточное пополнение ?человеческого материала? для полей битв и способствовала усилению власти военных ведомств. Политика тотальной войны означала не что иное, как подчинение практически всех сфер человеческого существования централизованному контролю руководства. И все же, несмотря на все усилия, полный контроль не мог быть достигнут.
Якобинцы пытались установить контроль посредством террора ? и провалились. В Гражданскую войну в США обе стороны использовали принуждение и систематическую пропаганду для того, чтобы сплотить граждан под соответствующим знаменем. Цензура печати, произвольные аресты и, прежде всего, мобилизация армий служили ? с разными результатами ? важнейшими средствами внедрения контроля(31). Еще более отчетливо это проявилось в период мировых войн. Воинская повинность стала правилом, а с 1916 г. даже в Великобритании. Это отрицательно отразилось на свободе отдельной личности(32). Цензура и военная пропаганда расценивались как норма и как военная необходимость. Террор в период Второй мировой был повседневной составляющей национал-социалистических и советских военных усилий.
Также была осуществлена попытка поставить под контроль экономику. Основные примеры ? ?военный социализм? Людендорфа и тотальная военная экономика Альберта Шпеера. Советская командная экономика, сравнимая с попыткой организовать тотальную военную экономику и в мирное время, в период войны не потребовала дальнейших шагов к введению государственного контроля. Многие из этих мероприятий централизации оказались действительно успешными. Все же сомнительно, что был достигнут полный контроль. В этой связи мы должны учитывать основополагающий парадокс тотальной войны: попытка достигнуть тотального контроля слишком легко оканчивается хаосом. Один из впечатляющих примеров ? политика Эриха Людендорфа, провал которой, в конечном счете, привел к краху и революции.
Все же политика тотальной войны без сомнения может привести к длительно сохраняющемуся и широко распространенному контролю, а также к ужасающим результатам. Это доказывают процессы в нацистской Германии 1943-1945 гг. и в Советском Союзе в период ?Великой Отечественной войны?.

Заключение

Большинство компонентов, составляющих тотальную войну, кажутся определенными. Также отчетливо видно, что историческое развитие эпохи 1861-1945 гг. не может быть понято в смысле теологического ?большого рассказа?. Представление об эпохе ?тотальной войны? было бы ошибочным, если в ней видеть что-то большее, чем средство сравнительной интерпретации. Реальной тотальной войны не могло быть и не было. Однако, множество конкретных случаев, недвусмысленно свидетельствуют о движении по направлению к тотальной войне. Некоторые из них, например немецкие военные устремления 1870/71 гг. содержат только один или два компонента. Другие - заключительный этап Второй мировой войны ? кажутся приближением к осуществлению идеального типа. Каждый подобный случай имеет свою собственную историю. Однако между ними существует связь. Возможно, важнейшее звено этой связи заключается в исчезновении разделяющей линии между военным и гражданским обществом. Суть тотальной войны ? сознательное втягивание гражданских лиц в военные действия. Без прямой поддержки гражданского общества переход к этому распространенному и наложившему отпечаток на целую эпоху типу войны был бы невозможен. Одновременно гражданские лица превратились в мишень.
С понятием тотальной войны не случайно связываются картины пылающих деревень и городов, а также бесчисленные мирные жертвы. Они были результатом этого концепта войны. Кровавая дорога тотальной войны ведет от Джорджии, Южной Каролины и Шенандоа, от Страсбурга и Парижа, через Бельгию, испанскую Гернику и Нанкин в Китае, через Лидице, Орадур, бесчисленные греческие, сербские и советские деревни к Бабьему Яру, Аушвицу, Дрездену, Хиросиме и Нагасаки. Поэтому центральным пунктом исследований эпохи тотальной войны должны стать не только нужда и бедствия, но и активная роль мирного населения в современной войне.

Примечания

1. Мысль о том, что окончание холодной войны могло бы привести к объединенному принципами капитализма и демократических свобод миру и тем самым к концу истории вообще, была с самого начала несколько гротескной. См.: Fukuyama F. The End of History and the Last Man, New York 1992.
2. Мартин ван Кревельд приходит к этому выводу исходя из оснований, что развитие тотальной войны продолжается. Вместо организованного межгосударственного военного конфликта, по его мнению, возникнет менее массивное военное противостояние, ведущееся движениями сопротивления и террористами. Таким образом, большие армии станут излишними. В аргументации Кревельда прослеживается влияние опыта Израиля во время Интифады, однако вторая война в Персидском заливе и война в Косово ее опровергают. См.: Martin van Creveld, The Transformation of War, New York 1991.
С другой стороны, недавняя война России в Чечне указывает на то, что ?старомодные? формы ведения войны ни в коем случае не отмерли. Здесь не делалось оглядки на гражданское население. Напротив складывается впечатление, что гражданское население стало объектом и целью жестоких атак. Русское военное руководство все еще не в состоянии отказаться от методов тотального ведения войны.
3. См.: John Keegan, A History of Warfare, London 1993.
4. См.:Lawrence Keeley, War before Civilization, New York 1996.
5. См., например, доклады Р. Чикеринга, М.Пёльмана, Х.Страхана, Т. Баумана и Д.Сегессера.
6. Все публикации по итогам конференций вышли в рамках серии Немецкого исторического института в Вашингтоне: Stig Foerster und Joerg Nagler (Hg.), On the Road to Total War. The American Civil War and the German War of Unification, 1861-1871, Cambrige 1997; Manfred F. Boemeke, Roger Chickering, Stig Foerster (Hg.), Anticipating Total War. The American and Germn Experiences, 1871-1914, Cambridge 1999; Roger Chickering, Stig Foerster (Hg.), Great War, Total War: Combat and Mobilization on the Western Front, 1914-1918, Cambridge 2000.
7. Roger Chickering, ?Total War: The Use and Abuse of a Concept?, in: Boemeke, Chickering und Foerster (Hg.), Anticipating, S.13-28, цитата S.27.
8. См.: Stig Foerster, Joerg Nagler, ?Introduction?, in: dieselben, On the Road, S.1-28.
9. Mark E. Neely Jr., ?Was the Civil War a Total War??, in: Foerster und Nagler, On the Road, S. 29-52; James M.McPherson, ?From Limited War to Total War in America?, in: ebenda, S. 295-310.
10. James M.McPherson, Battle Cry of Freedom. The Civil War Era, New York 1988. S.490.
11. См., например, Stig Foerster, ?The Prussian Triangle of Leadership in the Face of the People?s War: A Reassessment of the Conflict between Bismark and Moltke, 1870-71?, in ebenda, S.115-140, und Robert Tombs ?The War against Paris?, in ebenda, S. 451-564.
12. Stig Foerster, ?Dreams and Nightmares: German Military Leadership and the Images of Future Warfare, 1871-1914?, in: Boemeke u.a., Anticipating, S.343-376.
13. Chickering, ?Total War?.
14. Обзор данной эпохи представлен в: Geoffrey Best, War and Society in Revolutionary Europe, 1770-1870, London 1982, S.191-295.
15. Опустошительные бедствия в Европе начались без сомнения с Первой мировой войной. Однако эта война не была необходимой или неизбежной, а в самом деле имела абсурдные причины. Более подробно об этом см.: Stig Foerster, Im Reich des Absurden. Die Ursachen des Ersten Weltkrieges, in: Bernd Wegner (Hg.), Wie Kriege entstehen. Zum historischen Hintergrund von Staatenkonflikten, Paderborn 2000, S.211-252.
16. Цит. по: McPherson, Battle Cry, S. 310
17. Цит. по: Там же. С. 558.
18. Foerster, ?Prussian Triangle?, S.133.
19. См., например: Jost Duelffer, Regeln gegen den Krieg? Die Haager Friedenkonferenzen 1899-1907 in der internationalen Politi, Frankfurt/Mai 1981
20. Niall Ferguson, The Pity of War, London 1998, S.367-394.
21. Reid Mitchell, ?Our prison System, Supposing We Had Any: The Confederate and Union Prison System?, in: Foerster und Nagler, On the Road, S.565-586.
22. Manfred Botzenhart, ?French Prisoners of War in Germany, 1870-71?, in: ebenda, S.587-595.
23. John Horne, Alan Kramer, ?War between Soldiers and Civilians, 1914-1915?, in: Chickering und Foerster, Great War, S. 153-167.
24. Ср.: Rolf-Dieter Mueller, ?Total War as a Results of New Weapons? The Use of Chemicl Agents in World War I?, in: ebenda. S.95-112, und Holger H.Hertwig, ?Total Rhetoric, Limited War: Germany?s U-Boat Campaign, 1917-1918?, in: ebenda. S.189-206.
25. Foerster, ?Prussian Triangle?, S.131 f.
26. К этому комплексу за последнее время см.: Dittmar Dahlmann (Hg.), Kinder und Jugentliche in Krieg und Revolution, Paderborn 2000.
27. Carl von Clausewitz, Vom Kriege, hg. Von Werner Hahlweg, Bonn 1980. S.970.
28. Albert Soboul, Die Grosse Franzoesische Revolution, Frankfurt/Main 1973, S. 294 f.
29. Stephane Audoin-Rouzeau, ?French Republic Opinion and the Emergence of Total War?, in: Foerster und Nagler, On the Road, S. 393-412.
30. Donna Rebecca D.King, ?Women and the War in the Confederacy?, in: ebenda, S.413-448, Stanley L.Engreman und J. Matthew Gallman, ?The Civil War Economy: A Modern View?, in: ebenda, S.217-248
31. См.:Mark E.Neely Jr., The Fate of Liberty: Abraham Lincoln and the Civil Liberties, New York 1991; Joerg Nagler, ?The Front in the American Civil War? und Phillip S. Paludan, ?The Better Angels of our Nation?: Lincoln, Propaganda and Public Opinion in the North during the Civil War?, beide in: Foerster und Nagler, On the Road, S.329-356, 357-376.
32. В Первую мировую войну активные противники войны жестоко преследовались как в Германии, так и в Великобритании. См.: Francis L. Carsten, War against War: British and German Radical Movements in the I World War, London 1992.